Трибунал
Шрифт:
Порта сидит в сауне с тремя женщинами-военнослужащими.
— Падерборн! — усмехается он пренебрежительно. — Werhkreiskommando! Ну их к черту! Я ни разу не слышал ни о каком Бирфройнде! Все евреи, каких я знаю, либо за границей, либо в концлагерях, ждут своей очереди в газовую камеру. Мюллера знаю несколько лет. Отличный немецкий солдат. Его родословная восходит к тем временам, когда проламывание черепов дубинами было обычным воскресным времяпрепровождением!
— Идут они? — отрывисто спрашивает Гофман, когда я возвращаюсь.
— Герр гауптфельдфебель,
Он непонимающе таращится на меня, на лице появляется такое выражение, будто в него выстрелили.
— Значит, эти двое ублюдков наотрез отказались прийти? Ступай, охламон! — кричит он голосом, напоминающим лай громадной собаки. — Кишки вырву, если не вернешься с этими сыновьями шлюх!
Порта выходит мне навстречу широким, размеренным шагом.
— Где он прячется, этот хмырь, который хочет видеть меня? — высокомерно спрашивает он, поправляя желтый цилиндр.
Я молча указываю на закрытую дверь ротной канцелярии. Не обращая внимания на табличку «ПОСТУЧИТЕ И ЖДИТЕ», Порта громко стучит в дверь и входит так же беззвучно, как Т-34, проламывающий путь через фабрику оловянной посуды. Щелкает каблуками и кричит во весь голос:
— Герр гауптфельдфебель, обер-ефрейтор Порта, пятая рота, второе отделение, первая группа, прибыл по вашему приказанию!
— Кончай дурачиться, — шипит Гофман. — И не кричи. Здесь кричу только я!
Он откидывается на спинку американского кресла и видит в окно главного механика Вольфа, идущего через грязный плац, прыгающего с одного сухого места на другое, чтобы не испачкать шитые вручную офицерские сапоги, стоившие пятьсот пятьдесят марок. «О, Господи, — мысленно молится он, — пусть он шлепнется задницей в эту грязь!»
Но Бог не на стороне Гофмана. Вольф прыгает на цыпочках, выбирая безопасный путь к сухому месту, где останавливается, встав на большой камень.
Китаец Ван подбегает с суконкой, чтобы старательно отчистить дорогие сапоги. Вольф считает их важной частью своего образа. Начищенные до блеска, шитые вручную сапоги представляют собой внешний признак большого человека. В казенных сапогах ходят только недочеловеки и простофили. Он без необходимости одергивает шитый на заказ темно-серый мундир.
— Хайль Гитлер! — говорит он с иронией, входя в канцелярию. Без разрешения берет одну из сигар Гофмана.
Гофман не пытается скрыть своих чувств. Он с величайшим удовольствием вогнал бы эту сигару ему в глотку.
— Не припоминаю, чтобы ты выплатил последнюю четверть долга с процентами, — начинает Вольф, протягивая жадную руку.
— Сегодня у нас разговор о более важных делах, — высокомерно обрывает его Гофман.
— Представить не могу более важных, — отвечает Вольф, усаживаясь на край письменного стола. — Но, может, ты хочешь, чтобы мой сборщик долгов нанес тебе визит?
— Сколько? — угрюмо спрашивает Гофман, чеша за ухом.
— Прекрасно знаешь, сколько, — лукаво улыбается Вольф, — и слышал, что произошло со штабс-вахмистром Бринком, который просрочил на две недели уплату долга с процентами!
— Ростовщик! — рычит Гофман,
Гофман открывает ящик стола и протягивает Вольфу большой серый конверт.
Вольф тщательно пересчитывает купюры и разглядывает каждую на просвет.
— Думаешь, я напечатал их сам? — язвительно спрашивает Гофман.
— Нет, для этого ты слишком глуп! — развязно отвечает Вольф. — Ты из тех, кто принимает такие деньги!
— Мне звонили из Падерборна, — уныло говорит Гофман. — Сортир в огне!
— Вызови пожарников, — невозмутимо предлагает Вольф. — Это их забота!
Порта сгибается от смеха и колотит кулаками по столу.
— Веселитесь, да? Сейчас спуститесь на землю, — угрожающе предсказывает Гофман. — Звонил сам «Задница в сапогах» [91] . Подделка личных документов дело серьезное. За это можно лишиться головы! В лучшем случае получить очень долгий тюремный срок.
— Мы станем отправлять тебе посылки на Рождество, пока будешь сидеть в Торгау, — обещает Вольф, — и, кроме того, дадим письмо для Железного Густава с просьбой, чтобы он был не слишком суров к тебе.
— Если я попаду в Торгау! — орет во весь голос Гофман и становится похожим на перегретый котел, в котором нужно открыть клапан, — то попадете и вы. Все вы! Я выложу все, что знаю, и о чем догадываюсь! Кстати, известно вам, что торговля на черном рынке карается смертью?
91
Об оберст-лейтенанте фон Вайсхагене по прозвищу «Задница в сапогах» подробно рассказано в романе С. Хасселя «Колеса ужаса». — Примеч. ред.
— Что ты говоришь! — весело улыбается Вольф.
— Может быть, герр гауптфельдфебель знает кого-то, кто торгует на черном рынке? — спрашивает с лицемерной улыбкой Порта.
Вольф восторженно ржет.
— Не зли меня, Порта! — угрожающе говорит Гофман и снова садится в американское кресло. — Я сотру тебя с лица земли, дерьмо ты эдакое!
Достает из ящика стола блестящий от масла пистолет и наводит его то на Вольфа, то на Порту.
— Почему бы тебе не начать с себя? — подтрунивает над ним Вольф. — Для роты стало бы одной проблемой меньше!
— Гауптфельдфебель не должен терпеть такого обращения! — орет, выйдя из себя, Гофман. — Оскорби меня еще раз в присутствии подчиненных — и тебе придется об этом пожалеть! Ты главный механик пятой роты, а я — пятая рота!
— Можно к тебе прикоснуться? — спрашивает с деланным благоговением Вольф и протягивает руку. — Ты большой человек, но, знаешь, происшествия могут случаться и с большими людьми!
— Он может, например, взлететь на воздух, — говорит Порта, обнажая единственный зуб.