Трибьют

Робертс Нора

— Большое спасибо.

— Мне тоже пора, — Хэнк взялся за козырек кепки. — Нужно доставить внука домой к ужину.

— Они проговорят еще минут двадцать, — заметил Брайан, когда его отец и Хэнк направились к красному пикапу. — А мне точно нужно идти, — он протянул Силле большой конверт из желтой бумаги. — Скажете, что вы об этом думаете и какие варианты вам понравились.

— Обязательно, спасибо.

Бросив тостер в контейнер для мусора, Брайан протянул руку Форду.

— Пока, Рембрандт.

— Увидимся, Пикассо, — усмехнулся Форд и махнул рукой.

— Рембрандт?

— Это

старая история. Подождите. Господи! — воскликнул Форд, когда Силла передала ему конверт и взялась за тачку. — Можете тренировать мускулы сколько хотите, но только не тогда, когда я стою рядом и держу бумаги, а парни глазеют на нас.

Он сунул конверт обратно в руки Силле и покатил тачку к контейнеру.

— Мы с Брайаном оба неплохо рисовали и однажды устроили соревнование, кто из нас лучше изобразит различные позы для секса. Наши рисунки ходили по рукам в классе во время выполнения самостоятельного задания. Каждому из нас это стоило трехдневного отлучения от занятий.

— Отлучения от занятий?

— Ну да, — с удивлением посмотрел на нее. — Наверное, вы не ходили в обычную школу.

— Домашние учителя. Сколько вам было лет?

— Около четырнадцати. Мои уши горели всю дорогу домой, когда мать забрала меня из школы, и меня две недели не выпускали из дома. Две недели. Это была первая и последняя моя проделка в школе. Мне здорово досталось.

— Держу пари, ваши родители до сих пор хранят эти рисунки, — улыбнулась она, когда он выгрузил тачку и покатил ее к дому. — А будущие поколения найдут их на чердаке.

— Думаете? Ну, в них можно обнаружить большой потенциал и здоровое воображение. Не хотите прогуляться?

— Прогуляться?

— Мы можем где-нибудь пообедать и сходить в кино.

— А что за фильм?

— Не знаю. Я рассматриваю кино как предлог для попкорна и объятий.

— Звучит заманчиво, — решила она. — Можете поставить тачку в амбар, а я пока приму душ.

Новая схема проводки получила одобрение инспектора, и Силла с радостью наблюдала, как Добби и его внук заново штукатурят стены гостиной. Искусство может принимать разные формы, подумала она, а я, кажется, нашла двух настоящих художников. Пусть работа продвигается медленно, но она будет сделана так, как надо.

— А вы выполняете декоративные работы? — спросила она Добби. — Медальоны, цоколь?

— Время от времени. Сейчас не так много заказов. Дешевле купить уже готовое, и большинство людей так и поступают.

— Я не похожа на большинство людей, — улыбнулась Силла. Украшения сюда не подойдут. — Уперев руки в бока, она обошла закрытую чехлами от пыли гостиную, в которой царил беспорядок. — Но что-нибудь простое и оригинальное здесь будет уместно. А также в спальне и в столовой. Ничего вычурного, — размышляла она вслух. — Никаких крылатых херувимов и виноградных гроздьев. Может, орнамент. Что-то кельтское… что будет напоминать о Макгоуэнах и Молони.

— Молони?

— Что? Прошу прощения, — отвлекшись от своих мыслей, она посмотрела на Добби. — Фамилия моей бабушки была Молони —

только после рождения Дженет ее мать сменила ее на Гамильтон, а потом студия превратила ее в Харди. Сначала Гертруда Молони, потом Труди Гамильтон и наконец Дженет Харди. В детстве ее называли Труди, — добавила она, вспомнив о письмах.

— Правда? — Добби задумчиво покачал головой и опустил мастерок. — Красивое старинное имя — Труди.

— Но недостаточно яркое для Голливуда, по крайней мере в то время, когда она там появилась. В одном из интервью она говорила, что после того, как они выбрали имя Дженет, больше никто не называл ее Труди. Даже родные. Но иногда она смотрела на себя в зеркало и здоровалась с Труди — просто чтобы напомнить себе о ней. В любом случае, если я что-нибудь придумаю, мы поговорим о том, как сделать декоративную отделку наверху.

— Конечно.

— Мне нужно еще кое-что посмотреть. Может, нам удастся… Прошу прощения, — у Силлы в кармане зазвонил телефон. Она вытащила трубку и с трудом подавила вздох, увидев номер матери. — Прошу прощения, — еще раз повторила она и вышла из дома. — Привет, мама.

— Ты думала, я об этом не услышу? Думала, я не узнаю?

Силла прислонилась спиной к столбу веранды и перевела взгляд с мусорного контейнера на красивый дом Форда на той стороне дороги.

— У меня все в порядке, спасибо. А как ты?

— Ты не имеешь права критиковать или осуждать меня. Обвинять меня.

— В каком смысле?

— Оставь сарказм при себе, Силла. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

— Понятия не имею. — Интересно, чем занят Форд, подумала Силла. Сочиняет? Рисует? Превращает ее в богиню-воительницу? В ту, которая встречает врага лицом к лицу, а не думает о том, хватит ли денег на стенные медальоны ручной работы или как унять ярость матери на другом конце страны.

— Статья в газете. О тебе, о ферме. И обо мне. Ее перепечатало Ассошиэйтед Пресс.

— Неужели? И что тебя беспокоит? Это просто реклама.

— «Цель мисс Макгоуэн — восстановить заброшенное наследие, чтобы отдать дань памяти Дженет Харди. Перекрикивая грохот молотков и визг пил, она говорит: „Моя бабушка всегда с теплотой отзывалась об этой маленькой ферме и рассказывала, что с первой же минуты полюбила ее. Тот факт, что она купила дом и землю у моего прадеда со стороны отца, делает их еще более ценными для меня“».

— Я знаю, что говорила, мама.

— «Моя цель, можно даже сказать моя миссия, заключается в том, чтобы отдать дань уважения моим предкам, не только восстановив дом и сад, но и вернув им прежний блеск».

— Звучит немного помпезно, — признала Силла. — Но это правда.

— И так далее и так далее. «Витрина для знаменитостей, посещавших Дженет Харди в тот период. Теперь деревенский дом, где играли ее дети, стоит с облупившейся краской, сгнившими стенами, разросшимся садом. Таким он стал в период заброшенности, когда дочь Дженет Харди, Беделия Харди, пыталась пойти по стопам своей матери». Как ты позволила им напечатать такое?