Тридцать лет спустя
Шрифт:
УКРАЛИ ЖЕНУ
У Петра Матвеича украли жену. Еще утром она бегала по комнате, жарила котлеты, мыла посуду, а вечером ее не стало.
Пришел Петр Матвеич с работы, а в почтовом ящике записка: “Если вы к завтрашнему дню не положите на черном ходу под батарею пятьсот рублей, не видать вам больше своей жены никогда в жизни”. А внизу — приписка: “И не вздумайте заявлять в милицию. Не то будет хуже”.
Сначала Петр Матвеич подумал, что это шутка. Где это видано,
Но прошел час, другой, а жены все не было. Тут Петра Матвеича охватило сомнение. А что, если это правда? Мало ли жулья на белом свете? И потом, если подумать, им ведь не старуха моя нужна, а деньги. И притом немалые, пятьсот рублей. Вот злодеи! Нет, чтобы у профессора какого украсть или у писателя. Им пятьсот рублей выложить, что раз плюнуть! А я эти деньги, может, всю жизнь копил. Нет, не отдам!
Петр Матвеич встал со стула. “Ну хорошо, не отдам. А если они… того? Что тогда? И, главное, посоветоваться не с кем. Была бы жена, надоумила”.
Петр Матвеич вышел в коридор и постучал соседу. — Михалыч, не спишь?
Он вошел в комнату соседа и в нерешительности сел на стул.
— Понимаешь, какое дело. Беда у меня. Жену мою… украли.
— Че-го?!
— Вот тебе и чего. На вот… читай.
Сосед надел очки и, не торопясь, смакуя каждое слово, прочел вслух записку.
— Да, — сказал он, снимая очки. — Ну и что ты надумал?
— Пока ничего. Может, оно обойдется?
— Вряд ли. У них, у жуликов, разговор короткий. Жизнь или кошелек.
Петр Матвеич глубоко вздохнул:
— И ведь деньги-то какие. Шутка сказать — пятьсот рублей. Баба узнает — съест.
— Да, — подтвердил сосед, — немалые. Почти что цветной телевизор.
— Так, может, не давать?
— Дело хозяйское.
— А если случится чего?
— Вполне возможно. Для них человеческая жизнь — тьфу! Они на нее в карты играют.
Соседи помолчали.
— Конечно, если разобраться, — сказал Петр Матвеич, — она этих денег стоит. И постирать может и сготовить. Да и выглядит еще ничего, не хуже молодой.
— Все они не хуже, — сказал сосед. — Только бить их некому. Я тебе так скажу: баба она и есть баба. Укради кто мою, я б и сотни не дал.
— Сравнил. Я за твою и десятки б не дал.
— Ну вот что, — сказал сосед. — Ты говори, да не заговаривайся. Это еще надо поглядеть, чья лучше.
— А чего глядеть? Ясно, что моя. Воры — они тоже не слепые. Разбираются.
— Ну, если твоя лучше, ты и выкладывай деньги. А я со своей плохой и так проживу. Бесплатно.
Петр Матвеич хлопнул дверью и, не попрощавшись, ушел в свою комнату.
Всю ночь он ворочался. Без жены спать было холодно
Угром Петр Матвеич достал из комода сберегательную книжку, пошел в сберкассу и снял пятьсот рублей. Потом, оглядываясь по сторонам, побежал домой, завернул деньги в тряпочку, вышел на черный ход и сунул их за батарею.
Весь день он не мог работать. Он ужасно беспокоился, как бы чужие жулики не узнали, куда он спрятал деньги, и не украли бы эти деньги у его жуликов. Сразу после работы он кинулся на черный ход и запустил руку за батарею. Все в порядке: денег не было.
Немного успокоившись, он поднялся к себе. Прибрал комнату, постелил чистую скатерть, заварил чай и стал ждать жену.
Часов около девяти хлопнула входная дверь. Петр Матвеич, опрокиыдвая стулья, кинулся в коридор.
В дверях стояла незнакомая женщина в высоких лакированных сапогах и пятнистой синтетической шубе, перехваченной кожаным поясом.
— Петя, — сказала женщина, — не узнаешь?
Петр Матвеич захлопал глазами.
— Маша?
— Я, — сказала женщина и заплакала.
— Да погоди ты, не плачь. Все позади. Лучше скажи, чего это ты напялила?
— Шубу… французскую.
— Откуда? Тебе ее что, жулики дали?
— Нет, я сама ее купила. В магазине.
— А деньги? Где ты деньги взяла?
— За батареей.
И тут до Петра Матвеича наконец дошло:
— Это что же получается? Вроде не они… а ты… жулик?
— Я не жулик, — всхлипнула жена. — Я всю жизнь о такой шубе мечтала. Который год в драном пальто хожу. Ну что смотришь? Хоть скажи — нравится?
— Нравится, — сказал Петр Матвеич. — Как на корове седло.
— Петенька, не сердись. Бог с ними, с деньгами. Чего их копить? У нас сыновья есть. Понадобится — пришлют.
— От них дождешься. Какая мать, такие и сыновья.
Чай они пили молча. И только поздно вечером, когда ложились спать, Петр Матвеич спросил:
— Ты хоть скажи, кто тебя надоумил?
— Никто, — сказала жена. — Это я по радио слышала. Как у одного миллионера жену украли.
— Вот дура! Нашла миллионера.
Ночью, лежа рядом с теплой, мирно посапывающей женой, Петр Матвеич вспоминал их долгую, совместно прожитую жизнь. И сколько он ни вспоминал, сколько ни напрягал память, он так и не мог припомнить, чтобы дарил своей старухе цветы, духи или другие красивые вещи. Ничего этого она не видела. А так и прожила всю жизнь немодно одетой, в стоптанных туфлях и потертом пальто. А рядом по улице ходили шикарные дамочки и пахло от них заграничными духами. “Нет, — подумал Петр Матвеич, — мы им еще нос утрем”.