Тридцать ночей
Шрифт:
"Сад Роз" остался позади нас, а мы всё ещё поднимались вверх. Неожиданно, я осознала, что мы вступили в его владения, так же мы узнаем о приходе весны. Это ощущается в крови, прямо перед тем, как начинает таять лёд. От перепада высот у меня стало закладывать уши, и я не могла слышать ничего, кроме собственного сердцебиения. В округе не было видно домов, только густые вечнозелёные деревья и небо. Айден резко свернул влево и остановил машину перед современными железными воротами. Он скользнул ладонью по сенсорному экрану монитора, выполненному из нержавеющей стали. Ворота открылись.
Я
В конце концов, будто являясь неотъемлемой частью природы, среди деревьев появился статный дом. За исключением того, что само слово "дом" ощущалось чересчур искусственно. Дом оказался чуть ли не продолжением первозданного леса. Всё в нём, начиная с деревянных панелей из красного кедра до тёмно-серой черепицы, серых камней из русла реки и лёгких широких окон, было органическим. Современные минималистичные линии огибали природу, а не подчиняли природу своей воле.
Айден, сидевший рядом со мной довольно усмехнулся, и я тут же прикрыла раскрытый от удивления рот.
— Тут так красиво, — сказала я.
— Становится ещё лучше.
Он улыбнулся и вышел из машины, чтобы открыть мне дверь. В тот же миг, как только я вышла из машины, он вновь взял меня за руку и прижался губами к моим волосам. Я подалась к нему, исподтишка вдыхая его особенный аромат. Мне надо найти способ упрятать его аромат во флакон.
Подойдя к двойной входной двери, он снова прислонил ладонь, но уже к другому сенсорному экрану. Дверь распахнулась, открывая вид на кремово-синевато-серых тонов фойе. Как только мы вошли внутрь, практически неразличимо загорелся свет. Я один раз моргнула, и всё вернулось к нормальному видению. Хмм, может быть, я вообразила себе всё это.
Придерживая меня за талию, Айден повёл меня в роскошную гостиную комнату. Едва лишь мы пересекли порог, свет вспыхнул и снова потускнел, быстро мигнув. Я повернулась к нему, желая задать вопрос, но он лишь покачал головой. Я откинула это прочь, когда мир, расположенный между небом и землей, окружил меня.
Прямо передо мной открывался вид на практически осязаемый Маунт-Худ27. Преломленные солнечные лучи были моим единственным ориентиром, указывающим на то, что задняя стена, отделявшая нас от вулкана, была полностью выполнена из стекла. Я моргнула, вспомнив лекцию Дентона на тему оптических качеств стекла. Это стекло, должно быть, было самым лучшим по характеристикам — почти невидимым.
Всё, начиная с открытого камина, выложенного из отполированных рекой камней, до барных стульев на кухне, которая была размером с галерею "Фейн Арт", было сделано на заказ и было шикарным. Всё было выдержанно в светло-серых и сливочных тонах, за исключением каштанового деревянного пола и огромного размера журнального столика из мореного дуба. Цвета рек и лесов. Абстракция, недооцененное искусство, и ни единого намёка на мои картины. Было что-то умиротворяющее в этом потрясающем естественном
Тем не менее, моя первая мысль была... это не одиночество. Контролируемый минимализм слишком нарочит для этого. Изоляция. Вот что это. Я искала признаки души Айдена. На журнальном столике были сложены несколько книг. Братья Карамазовы — одна из моих любимых, стихи Байрона, роман Тима О’Брайена "Вещи, которые они несли с собой". Искупление, страсть, чувство вины, война. И поэзия. У Айдена Хейла была душа.
Мой взгляд переместился к блестящему чёрному фортепиано, скрытому за стеклянной стеной. Моё дыхание перехватило от увиденного. Не потому, что это был редкий Бёзендорфер28. А от того, что стояло на нём; это была самая удивительная композиция из цветов, которую я когда-либо видела. Цветы были не в вазе — они были помещены в низкий хрустальный террариум, подобно секретному саду. Подойдя к нему, я почувствовала себя так, словно пребывала в трансе, ощущая тепло тела Айдена позади себя.
В террариуме, возвышаясь над зелёным мхом, было представлено по одному бутону, вероятно, каждого цветка, какой только возможно было купить в Портленде. Гиацинт, орхидея, гардения, пион, амариллис, калла, лилия, роза...
— Я не знал, какие твои любимые.
Теплое дыхание Айдена щекотало мою щёку. Это просто воздух — но его воздух, мои колени начали дрожать. Он притянул меня к своей груди, его губы, трепетно пульсируя, двигались от моего подбородка к уху:
— Итак? — прошептал он.
— Хмм?
— Любимый цветок?
Он поцеловал нежное местечко прямо за моим ухом. Я затрепетала.
— Умм...
Он довольно усмехнулся и отошел в сторону.
— Возможно, чересчур рано совмещать размышления с поцелуями.
Я покраснела до цвета амариллиса.
— Розы, — выдохнула я.
Он приподнял бровь.
— Розы? — в его голосе послышались нотки веселья.
— Что не так с розами?
— Ничего. Просто это чересчур банальный выбор для такой незаурядной женщины.
Мне захотелось поцеловать его — также сильно, как он целовал меня. Из-за этого я начала тараторить:
— Ну, мой самый любимый сорт это Aeternum romantica. Это сорт встречается крайне редко, так как у него практически не бывает пыльцы. Эти розы могут хорошо выращиваться в террариуме, который, конечно же, был изобретен ботаником Натаниэлем Багшоу Уордом в 1829 году...
Прекрати! Прекрати сейчас же!
Скульптурные губы Айдена изогнулись в улыбке.
— Спасибо тебе за цветы, — пробормотала я.
— А тебе спасибо за урок ботаники.
— Итак, мы можем обсудить процесс написания картины? — спросила я, дабы переключить себя со статуса "умник" на "псевдо-вожделенную музу".
Он одарил меня настоящей, с ямочкой на щеке, улыбкой.
— Да, можем. Но сначала, у нас обед по поводу твоего окончания колледжа. Об этом бессмысленно спорить, учитывая, что ты не пошла на свой выпускной, да и обед уже был запланирован.
Я сделала над собой усилие, чтобы не выглядеть изумлённой. Или не пустить слюну. Ох, эти двадцать четыре часа становились всё лучше и лучше.