Тридцать первое июня (сборник юмористической фантастики)
Шрифт:
Профессор Палевский удовлетворенно потирал руки, вспоминая, сколь скрупулезно и осмотрительно производил он проверку своих опытов. И это они хотят опровергнуть, думал он с тайным злорадством, и решил возбудить открытый процесс против безответственных клеветников. Ведь в конце концов на карту поставлена его научная репутация.
С этим приятным чувством он принялся за чтение статьи Дорнана. Неожиданно ему в голову пришла мысль подвергнуть анализу логической машины и саму статью. Да, это будет достойным ответом. Посмотрим, выдержат ли аргументы противника те испытания, которые столь блестяще выдержал ход его мыслей.
Журналист в качестве эпиграфа к своей статье выбрал два стихотворения. Одно из них принадлежало средневековому трубадуру и на языке того времени
Профессор прочел перевод и логически сформулировал его содержание: поэт ненавидит день, потому что тот отделяет его от любимой. Ну, а теперь посмотрим, что он хочет этим сказать, — подумал Палевский и задал вопрос своему верному другу — кибернетико-логической машине.
Если поэт ненавидит день, потому что тот отделяет его от любимой, задал он первую посылку, а ночь не ненавидит, тогда что же отделяет его от любимой? Машина ответила через секунду: свет. Профессор поставил следующий вопрос. Если именно свет разлучает поэта с любимой, то какова причина этого? Машина вновь защелкала — и вот уже готово логически неопровержимое следствие: поэт лишен зрения, он слеп.
Профессор Палевский почесал затылок. Что хочет сказать поэт своей слепотой? Но, что бы это ни было, на все легко получить ответ: ведь прибор был запрограммирован не только на зрительные, но и на слуховые и осязательные раздражения. Профессор продолжил анализ второй цитаты, на сей раз из стихотворения Аполлинера. Дорнан с помощью этих двух поэтов, столь далеких друг от друга по времени, хотел дать читателю почувствовать непреходящую красоту и вечность любви.
О Лу, я вновь говорю с тобой о любви.
Любовь воскрешает сердце, как солнце рождает день.
Если любовь воскрешает, как солнце, тогда данное лицо (профессор поставил вопрос, и ответ не заставил себя ждать) солнцепоклонник.
Слепой солнцепоклонник! Вот чертовщина! Если этот журналист и дальше во всем столь же последователен, просто не стоит тратить на него время. Для солнцепоклонников я и в самом деле не могу создать кибернэроса, ни для слепых, ни для зрячих, я могу создать автомат лишь для тех, у кого естественные человеческие инстинкты, ворчал Палевский, постепенно заинтересовываясь содержанием статьи. Дорнан, как было договорено с главным редактором, в начале статьи знакомил читателя с изобретением профессора, причем не скупился на похвалы гениальности и технической изобретательности автора. Этим, стало быть, Палевский мог быть доволен. Он просто не понимал, какие еще могут быть возражения против его открытия. Дорнан задает вопрос: «И почему я все же утверждаю, что кибернэрос — который как конструкция заслуживает всяческого одобрения — по сути своей блеф, одурачивание народа, профанация и унижение человека?» — и далее продолжает: ««Человек это звучит гордо», — писал Горький. Венец творения, как принято говорить. Самое развитое и сложное живое существо, Homo sapiens, как он себя называет. И как можно низводить человека до уровня машины? Как же можно любовь, эту сугубо человеческую функцию, специфическую потребность удовлетворить без человека-партнера?»
Ну, наконец-то, после множества возвышенных фраз, хоть одно здравое суждение, которое можно проверить, подумал профессор. Как бишь оно звучит: можно ли специфически человеческую потребность удовлетворить без человека-партнера? Чтобы упростить вопрос, он заложил в машину еще более доступную фразу. «Если человек специфически человеческую потребность удовлетворяет с помощью человека-партнера, тогда он…» Машина с привычной быстротой подсказала ответ — людоед.
Больше сомнений не оставалось: господин журналист защищает людоедов! Профессор поставил вопрос
Профессор успокоился, но, чтобы лишний раз убедиться в своей правоте, поставил еще один вопрос в косвенной форме: «Если человек удовлетворяет человеческую потребность без помощи человека-партнера, то кто он?» — и снова получил три ответа: а) отшельник, б) онанист, в) в безлюдной глуши, отправляет потребности обмена веществ.
Профессор продолжал читать статью.
«Любовная жизнь в ее современной форме такое же проявление человеческой сущности, как любая другая наша деятельность, любовь — это совокупность инстинктов, воплощенных в человеке, однако она значительнее слепого, неосознанного инстинкта живого существа, в ней заключается то, что возвышает человека над животными».
Профессор сначала проверил первую часть фразы с помощью ранее испытанной формулы: «если… то…». «Если любовная жизнь в ее современной форме является одним из проявлений человеческой сущности, — поставил он вопрос, — тогда человек в его современной форме…» «Животное», — прозвучало неопровержимое суждение машины. «Если именно любовь возвышает человека над животным, то любовь…» «…это мышление», — дала машина логически безошибочный ответ.
Профессор Палевский вздохнул. Противоречия, сплошные противоречия в каждой фразе, ведь животное не способно мыслить, торжествующе заключил он. Это такая ерунда, что логически мыслящему человеку даже не стоит ею заниматься.
Теперь он просто наугад выхватывал куски из статьи:
«Если любовь красит нашу жизнь… тогда любовь…» «…лакмусовая бумажка». «Если любовь — это одно из высших проявлений души, тогда…» «…любовь — это молитва», — поочередно проверял он утверждения Дорнана. «Если человек — это такое психологическое единство, в котором психика неотделима от биологии, то есть воссоединение тел невозможно без участия душ, значит…» «…любовный акт — это переселение душ, а сама любовь — основной догмат буддистской религии».
Очевидно, наш друг Дорнан в своем благородном порыве защитить справедливость прибег к поэтическим гиперболам, ибо трезвый машинно-логический анализ статьи привел профессора Палевского к фантастическим результатам. Вот некоторые из них: «Любовь — это жареное сало на вертеле». Так расшифровала машина фразу Дорнана: «Какая-то неведомая и в то же время знакомая извечная стихия охватывает влюбленного, проникает в него, он чувствует себя так, словно огонь сжигает его, словно он растворяется в другом существе, которое поглощает все самое благородное в нем». «Любовь — щебетание птиц». (Расшифровка фразы: «Спонтанная песнь природы») «Любовь — диссертация на историко-философскую тему». (У Дорнана: «Явление, возникшее в ходе исторического развития человека и вобравшее в себя его принципиальную суть».) «Любовь — игра в водное поло». (Соответственно в тексте: «Любовь облегчает тяжесть жизни, и мы как бы парим в ее среде, словно само счастье затеяло с нами шумную и веселую игру».) И так далее… Ответы следовали один за другим, и все более неожиданные.
Дорнан чувствовал, что так он далеко не продвинется. Борьбу надлежало каким-то путем активизировать, вернуть проблему с небес философии обратно на землю, а одними статьями не сдвинешь дела с места. Кибернэросов следовало разоблачить и выставить на посмешище каким-то ясным и доступным пониманию каждого способом.
Ему помогла случайность. Как раз в это время в Париже начался Международный конгресс этических наук. По традиции его должен был открыть президент республики. Дорнан припомнил прием в академии, и тут его вдруг осенила невероятная идея. А что, если вместо президента на заседание явится его кибернэрос? Мировой скандал, который наконец-то откроет людям глаза, ответил он себе.