Тридцать шесть валентинок
Шрифт:
— Что я должен делать? — спросил Дэвид, ненавидя сам факт того, что ему приходится просить совета, но в его отчаянном положении особо выбирать не приходилось.
Клайв встал и откашлялся:
— Если я буду тебе давать советы, то это не будет так смешно.
— Да я просто умру со смеха, — вымученным голосом ответил Дэвид.
— Ты что-нибудь придумаешь, — сказал Клайв. — Какой-нибудь выдающийся поступок. Любой мужчина хотя бы раз в жизни может совершить выдающийся поступок.
— Клайв, — простонал Дэвид, — ты же знаешь, что совершение выдающихся поступков
Клайв тихонько рассмеялся:
— Я думаю, тебе следует изменить своё расписание. По крайней мере, на некоторое время. — Он нахмурился, а через несколько мгновений разразился безудержным смехом. — По крайней мере, в Валентинов день, — добавил Клайв, даже не пытаясь скрыть собственное веселье, — до которого осталось… хм… всего лишь одиннадцать дней.
Дэвид внутренне содрогнулся. У него появилось такое чувство, будто его сердце упало куда-то вниз. Валентинов день. Боже милостивый, Валентинов день. Проклятье для любого разумного и здравомыслящего мужчины. И если уж совершать выдающиеся поступки, то Валентинов день, похоже, подходит для этого лучше всего.
Он, шатаясь, опустился в кресло.
— Валентинов день, — простонал Дэвид.
— Ты не сможешь избежать этого, — весело заметил Клайв.
Дэвид кинул на него убийственный взгляд.
— Похоже, мне пора уходить, — прошептал Клайв.
Дэвид даже не удостоил вниманием уход брата.
Валентинов день. Ему бы следовало догадаться, что это самое подходящее время, специально предназначенное для объяснений в любви.
Ха! День, специально предназначенный для тех, кто красноречив, романтичен и не в меру поэтичен, чего нельзя было сказать о Дэвиде.
Валентинов день.
Что, чёрт возьми, ему делать?
На следующее утро Сюзанна проснулась, чувствуя себя совсем не отдохнувшей. Собственная слабость не улучшала настроения, и так не слишком весёлого, а полная апатия весьма определенно свидетельствовала, что восстановить силы за ночь ей так и не удалось.
Она глаз не сомкнула.
Ну ладно, конечно, она спала, если уж кто-то захочет быть раздражающе педантичным в этом вопросе. Она не всю ночь лежала с открытыми глазами. Но она помнила, как стрелки часов показывали половину первого. Более того, у неё были весьма отчётливые воспоминания о положении стрелок и в половине второго, и в половине четвёртого, и в четверть шестого, и в шесть. Не говоря уже о том, что спать она легла отнюдь не в восемь вечера, а в полночь.
Таким образом, если она и спала, то только вскользь и урывками.
И чувствовала Сюзанна себя просто ужасно.
Худшее заключалось не только в том, что она устала. И даже не в её недовольстве всем и вся.
У неё болело сердце.
Болело.
Она никогда не чувствовала ничего подобного. Боль была сродни физической. Вчера между ней и Дэвидом что-то произошло. Нечто, что зародилось гораздо раньше, возможно, в театре, затем
Они смеялись, и она посмотрела ему в глаза. И впервые Сюзанна по-настоящему увидела его.
И полюбила.
Это было худшее из того, что с ней могло бы произойти. Ничто другое не могло разбить её сердце с большей вероятностью. В конце концов, она не любила Клайва. Ей казалось, что это так, но, по правде говоря, прошлым летом она провела больше времени, размышляя, любит ли она его, чем заявляя, что это так. И когда он увлёк её, а затем бросил, пострадала лишь её гордость, а не сердце.
Но с Дэвидом всё было по-другому.
И Сюзанна не знала, что ей делать.
Прошлой ночью, когда она без сна лежала в кровати, ей пришло в голову, что возможны три сценария развития событий. Первый был идеальным: Дэвид любил её, и ей надо было лишь признаться ему в своих чувствах, после чего они заживут счастливо отныне и вовеки веков.
Сюзанна нахмурилась. Может, ей следует подождать, пока он сам не раскроет ей свои чувства? В конце концов, если Дэвид действительно любит её, то захочет сделать романтическое признание по всем правилам.
Сюзанна закрыла глаза, терзаясь сомнениями. Правда заключалась в том, что она весьма смутно представляла себе, что он чувствует. Ведь реальное положение вещей могло оказаться ближе ко второму варианту, согласно которому Дэвид ухаживал за ней только для того, чтобы досадить Клайву. Если всё так и было на самом деле, то она не имела ни малейшего представления, что ей в таком случае делать. Наверное, избегать его как чумы и надеяться, что разбитые сердца быстро исцеляются.
Наиболее вероятным, по её мнению, был третий сценарий: она достаточно сильно нравилась Дэвиду, но он не любил её и пригласил покататься только ради приятного времяпрепровождения. Что казалось вполне логичным, поскольку мужчины из высшего света только этим и занимались.
Не вставая с постели, Сюзанна плюхнулась на спину, издав громкий стон разочарования. Не имело значения, какой из вариантов наиболее соответствовал истине. Ни один из них не имел однозначного решения.
— Сюзанна?
Сюзанна посмотрела на слегка приоткрытую дверь, откуда выглядывала голова её сестры.
— Твоя дверь была открыта, — сказала Летиция.
— Нет, не была.
— Ладно, не была, — ответила Летиция, заходя в комнату, — но я услышала, что ты издаёшь странные звуки, и подумала, что мне следует проверить, как ты себя чувствуешь.
— Нет, — ответила Сюзанну, снова уставившись в потолок, — ты услышала, что я издаю странные звуки, и захотела узнать, что же я такое делаю.
— И это тоже, — согласилась Летиция. А когда Сюзанна не ответила, она добавила: — И что ты делала?
Продолжая смотреть в потолок, Сюзанна ухмыльнулась:
— Издавала странные звуки.
— Сюзанна!
— Ладно, — ответила Сюзанна, прекрасно понимая, что скрыть что-либо от Летиции практически невозможно. — Я лелею разбитое сердце, и если об этом узнает хоть одна живая душа, то я…