Тридцать тактов в стиле блюз
Шрифт:
Хотя, неодушевленными их сложно назвать. Один их запах, с огромной скоростью, переносил меня во времени, соединяя его разнополюсные концы, мощным разрядом, вдыхая в меня цельность и жизненность.
– Нашла, наконец! Шрифт очень мелкий. Искала лупу. Слушай!
«Щеглом заливалась синица:
– По перьям не судят, кто певчая птица!
Не делают аиста звонким певцом
Широкие взмахи белым крылом.
Однако,
Весомость вселяет в простые слова.»
Это все, Джадди.
– Это, скорее всего, лишь часть стихотворения. Я надеялся, что тебе известно продолжение или хотя бы причина, по которой его выгравировали на старинной статуэтке. Мне оно кажется неуместным. Не понимаю почему ты купила эти детали от разных конструкторов? Причем здесь Меркурий?!
– Мне кажется, что стихотворение больше относится к фигурке птицы. Если тот магазин, где ее купила…, – она осеклась, а затем поспешила продолжить, – где я покупала статуэтку, все еще работает – тебе лучше узнать у них.
– Да уж. У них сложно что-то выпытать.
– Джадд, ты так и не сказал, почему интересуешься статуэткой?
– Я не статуэткой интересуюсь, а поэтом, точнее поэтессой, чье легкое перо нацарапало на трехсотлетней фигурке посланца богов свои простые слова. Ты мне очень помогла. Спасибо, дорогая Эви. Спокойной ночи!
– Удачи тебе, мой многострадальный сын. Мы с мистером Эртоном, Роландом, вскоре навестим тебя.
– Но…, – начал было я, но мама предусмотрительно положила трубку.
VI
Сквозь сон я не сразу понял, что это мой телефон, так настойчиво пытается меня разбудить. Звонили с неопределенного номера, потому мое "Алло" прозвучало вопросительно.
– Доброе утро! Это Марк Джанксаллен.
– Мистер Джанксаллен, рад, что вы позвонили. Я собирался заехать к вам снова.
– У меня очень мало времени, прошу, дайте мне возможность объяснить зачем я вам звоню.
– Я слушаю.
– Эмма была против, но я считаю вы должны знать. Приходите вечером в театр. Я оставлю вам билет у охранника. Назовете мою фамилию. На этот спектакль полагается приходить в костюме или хотя бы в пиджаке. Начало в 19:30.
– Зачем?
– Увидите, – уже шепотом произнес антиквар и завершил разговор.
– Хорошенькая установка на целый день, – произнес я вслух, жалуясь самому себе, – не лопнуть до вечера от любопытства.
Я взглянул на часы. Было так рано, что я даже разозлился на Джанксаллена. Не столько из-за того, что он нарушил приличия столь ранним звонком, сколько из-за того, что уснуть мне конечно теперь не удастся и время ожидания увеличилось. Мой день до вечера пополнился несколькими беспокойными часами, которые я мог скоротать в зеркальной реальности сна, искривляющей привычный облик времени.
Валяться в постели не хотелось – интрига зарядила бодростью, сжала пружины нервной системы.
Как редко удается подсмотреть этот интимный момент, когда время обнажается, становится видимым, пока не подберет подобающий наряд для разного времени суток: пастельный утренний, насыщенный дневной, дымчатый вечерний, глубокий ночной.
Мне тоже не мешало подумать о подходящем костюме на вечер. Последний раз я был в театре года три назад, с Брук. С тех пор я больше ни разу не носил пиджак. Нужно хотя бы примерить его, посмотреть в каком он состоянии, найти его, для начала.
Я открыл свою половину шкафа, другой – пользовалась Брук и я только посматривал на створки, каждый раз, когда переодевался. Выбросить или раздать ее вещи я так пока и не решился.
Пиджака нигде не было. Я пересмотрел все отсеки – захламленные и еще хранящие намек на упорядоченность. Нашел давно неношеные вещи, некоторым обрадовался, как радуются при встрече со старыми знакомыми, с которыми давно не виделись и от которых рассчитывают услышать, что-то новенькое, свежее, но через короткое время понимают, почему связь с этими приятелями давно прервалась. Все эти вещи, были мне либо не по размеру, либо уже не в моем вкусе.
Пиджак был необходим. Без должного облачения в театр не пропустят. Одолжить у Вилфорда не получиться – он носит одежду на пару размеров больше.
Может Брук упаковала его и повесила в своем шкафу? Она была очень опрятна и поругивала меня за неряшливость.
Я решился открыть ту часть шкафа, в котором хранил свой скелет.
Ничего особенного не произошло. Все причины, которые я находил до этого, чтобы не трогать одежду жены, показались нелепыми и надуманными.
Я провел рукой по свисающим с вешалок блузкам и платьям, едва касаясь, словно будил их от долгого сна. Они откликнулись легким шелестом и запахом залежалого.
Решив, что не дам волю сентиментальности, я стал целенаправленно искать пиджак, стараясь делать это бесстрастно. В конце концов, я увидел свисающий чехол для одежды и понял, что нашел то, что искал. Обрадованный находкой, я рванул плечики с перекладины слишком сильно. С соседних вешалок посыпалась одежда. Когда я возвращал ее на места – наткнулся на ветровку. Тонкая куртка показалась мне слишком тяжелой, к тому же, она не держалась на вешалке, левый карман явно перевешивал, из-за чего ветровка все время соскальзывала.
Я не без трепета сунул руку в карман куртки и извлек небольшую бархатную коробочку.
Значит Вилфорду не показалось и этот Светловолосый (как мы его окрестили, пока не узнаем настоящего имени), все таки, подсунул что-то Брук.
Я поспешил открыть ее. Там лежал маленький фрагмент, обрывок карты. Все, что можно было различить на нем – это голубую прожилку пролива, ведущего к острову, который я не плохо знал (именно там находился наш домик, который мы называли хижиной).