Тридцатая застава

Сикорский Януш

— Потерпи, дорогой, потерпи, родненький! Мы скоро вернемся.

Выбралась из сушилки. Шатаясь от потерн сил, пошла, изредка прислоняясь к дереву, чтобы не упасть. Как добиралась до своих, плохо помнит. Ее встретили пограничники из боевого охранения и привели в штаб батальона.

Контратака

1

Коняев, Иванов и Хромцов благополучно провели машину в расположение батальона, а час спустя возвратились Байда и Нурмухаметов. Как и предполагали Кузнецов и Батаев, западнее станции немцы

сконцентрировали крупные силы танков, артиллерии и пехоты. Это подтвердили и пленные. Особенно словоохотливым оказался «кандидат наук».

— Вы только хорошо вдумайтесь в события последних лет, господа. О чем они нам говорят? Они говорят о том, что в планах Адольфа Гитлера, нашего фюрера, все учтено с безукоризненной точностью. Мы, немцы, любим точность. И докажем это. Еще до наступления зимы кампания будет закончена. Мы даже не снабжаем свои армии зимним обмундированием…

На вопрос Кольцова, почему такого знающего человека держат в незначительном чине, Нейманн, не смутившись, ответил:

— Я не собираюсь делать военную карьеру. Главная моя цель — быть достойным историографом великих походов фюрера.

— И вы верите в успех этих походов?

— О да! Несправедливость Версаля должна быть отомщена, это историческая неизбежность. Вот только вышла непонятная задержка, — с сожалением заметил «историограф». — Но фюрер, безусловно, исправит просчеты генералов…

— Откуда вы так хорошо знаете русский язык? — поинтересовался присутствующий на допросе генерал Кузнецов.

— О, мы люди практичные! Давно изучаем ваш язык. Управлять такой громадной страной без знания языка, сами понимаете, трудно.

— Невероятно! — возмущался Кузнецов, когда увели пленного. — Сопливый ефрейтор готовится управлять нашей страной! Непроходимое тупоумие.

— Почему? — возразил Батаев. — Вполне логично: ефрейтор Гитлер собирается управлять миром, так почему этому безумцу не претендовать на одну страну? Пример заразителен.

Сведения, подтвержденные донесением Байды и сообщением Маши о положении в селе, были весьма неутешительны. Немцы подтянули достаточно сил, чтобы смять временную, почти не укрепленную оборону, и тогда едва ли удастся задержать их на других рубежах перед Запорожьем.

— Выход один: немедленно атаковать, сбить с левого берега, во что бы то ни стало захватить и удержать станцию… — настаивал Кузнецов на оперативном совещании в штабе армии.

Его поддержал Батаев. Командующий армией генерал Макаров в принципе не возражал, но, наученный опытом минувших боев, понимал, что надо предвидеть все возможные последствия такого решения. В случае успеха войска окажутся в треугольнике с плохо защищенными флангами и увеличенной линией обороны.

— При таких условиях ми все равно долго не продержимся и понесем огромные потери. А ежели атака захлебнется, и того хуже: мы поставим под удар все силы, и потом едва ли удастся зацепиться за какой-нибудь рубеж до самого Днепра…

— Что же вы предлагаете? — поинтересовался Батаев.

— Выставить на никопольской и запорожской дорогах усиленные заслоны и под их прикрытием отойти вот на этот рубеж и закрепиться, — он указал на карте.

Батаев понимал, что такое решение с точки

зрении тактической целесообразности, пожалуй, наиболее верное, но в данном случае было что-то важнее вопросов тактики: за спиной стояло Запорожье, которое заканчивает демонтаж и эвакуацию заводов. Если на указанном командующим рубеже не удержимся, через сутки немцы будут на Днепре.

— Контратакой, каков бы ни был ее исход, мы выиграем два-три дня, — закончил он свои соображения.

Генерал Макаров не изменил своего решения, но осуществление его отложил на последующий этап и дал приказ контратаковать.

2

Гитлеровцы, как и предполагал Батаев, не ожидали активных действий со стороны только что разбитого, им казалось, и отступившего противника.

— Пусть Иваны к бане готовятся! — самодовольно посмеивались офицеры расквартированных в селе подразделений. — Завтра купать их будем в… как это? Их майнен гроссе флюс, большой река Днепр!

— О, Днепр! Дас ист грандиоз!

Наступление назначено было на четыре часа. Ни артподготовки, ни сигналов, только удар с воздуха эскадрильи штурмовиков. К этому времени с севера, в обход прудов, и с юга, к району садов, подтянули ударные группы. К колхозным фермам и в центр села просочились мелкие группы автоматчиков и ручные пулеметчики, чтобы сковать находящиеся там силы, не допустить контратаки на фланги основных группировок.

Перед рассветом, когда в центре села и в районе станции взрывы бомб потрясли землю, немцы выскакивали на улицы в одних трусах, на ходу натягивали на себя обмундирование. Не каждому это удалось. Многие падали и больше не подымались. Из-за каждого дома, из-за деревьев и заборов их встречала смерть. После боя так и находили их: полураздетые лежали на улицах, под заборами, во дворах рядом с разбросанными солдатскими пожитками и награбленным добром.

С северной группой действовал истребительный батальон Евгения Байды и возвратившиеся к ночи с охраны дорог батальоны пограничного полка. Пятый батальон, понесший вчера большие потери, остался в резерве.

Антону не нравилось это, ведь бой будет за родное село, и он не находил себе места.

— А ты не горюй, — подшучивал над ним Бахтиаров, — садись и пиши историю. Иль боишься, что твоей фамилии не будет среди освободителей «Садовода»?

Узнав о ранении Маши, рвался в село Данила Коняев, еще задолго до наступления прибежал в истребительный батальон.

— Евген Савельевич, отпустите… Я под землей найду эту гадюку Ростислава!

— Не могу, Данило. Из Запорожья пригнали несколько отремонтированных танков, а танкистов нет. И задача у нас очень сложная: выбить фашистов со станции и освободить арестованных…

— Так это ж дуже добре, дядьку Евген! Давайте танк, а с Барышниками я после боя рассчитаюсь.

Истребительный батальон при помощи танков выбил противника из Дурынкина хутора и погнал к станции. Коняев не заметил, как вырвался со своей танкеткой вперед, оставив далеко позади пехотные цепи. Его внимание было поглощено темнеющим на фоне неба и все еще далеким элеватором, где томились арестованные. Решил первым ворваться туда, не допустить расправы над заключенными.