Тридцатая застава
Шрифт:
— Открывать огонь по моему сигналу! — предупредил Птицын с командного пункта.
Стремительно мчатся минуты, бойцы видят бронированную лавину. Вот танки неторопливо, уверенно вытягиваются в одну линию по дороге к мосту. И тогда взлетела над камышами красная ракета. Одновременно ударили по танкам орудия, петеэровцы, пулеметчики. Все смешалось в колоннах противника. Внезапный огневой налет на какое-то время парализовал его действия. Заметались по полю танки, самоходки. Остановились бронетранспортеры. Высыпавшиеся из них автоматчики, прижимаясь к броне, открыли массированный ответный
Несколько тяжелых танков, свернув на обочины, продолжали двигаться к реке. Вот уже головной танк вырвался на мост, но тут же одновременно с грохотом взрыва рухнул в провал и загорелся. Дальше запылало несколько машин от артиллерийского огня…
И разгорелся неравный бой. Оправившись от первого удара, гитлеровцы рассредоточились перед позициями полка и обрушили на камыши ливень огня из всех видов оружия. Кое-где вспыхнули пожары. Раздуваемое ветром пламя с треском распространялось по долине, грозя охватить всю пойму речки. Этого как раз и не учли пограничники, выбирая позиции. Бойцы выскакивали из камышей в чистое поле, зарывались в снег, продолжая отражать яростные атаки.
— Держитесь, товарищи! Уходить нам некуда! — крикнул Шумилов, подбегая к бойцам.
С центральной усадьбы совхоза ударили по артдивизиону. Полк очутился меж двух огнем. К артиллеристам уже двигались от «Светоча» группы вражеских автоматчиков. Опасность заметил командир.
— Селиверстова ко мне! — передал по цепи и на ходу крикнул Бахтиарову: — Иду выручать артиллерию…
Лавируя между очагами огня, пробиралась тридцатая через долину. Подтаявший от огня снег превратился в водянистое месиво, но лед еще не растаял.
Взвод обеспечения артдивизиона держался из последних сил, когда подошла тридцатая застава. Орудия продолжали бить по атакующим танкам.
Долго тянется день. Четвертая атака отбита. После полудня улеглась метель, небо прояснилось. Подошли, наконец, армейские части. Появились в небе наши штурмовики, ударили по дивизии.
А в долине бой не утихает. Уже посерело небо, слилось со снежной равниной. Ярче пылают подбитые танки. Выше подымается пламя в камышах…
Заметив обходные движения прибывших гвардейцев, остатки высланной Манштейном бронированной группы отошли на запад, бросая транспорты, раненых и убитых. Преследование противника продолжали прибывшие армейские части.
Поздней ночью вспомнили пограничники о простых житейских обязанностях человека: чтобы воевать, надо есть. Старшины раздавали сухой паек, бойцы снегом мыли пропахшие дымом руки, лица. Ели молча, торопливо, не глядя друг другу в глаза, стараясь не вспоминать о тех, чей паек остался нетронутым в полковых запасах. Говорить об этом тяжело, но и молчать невмоготу…
— Такую махину разбили! Даже поверить трудно… — сказал Асхат после длительного молчания.
— Разбили, но какой ценой? — отозвался Байда.
— Не надо устанавливать цены на человеческую жизнь. Настоящему человеку нет цены, а вся эта гитлеровская сволочь не стоит одной капли человеческой крови… — Он вдруг замолчал и отвернулся: не любят на войне выставлять напоказ душевные переживания и стыдятся слез.
И снова помолчали, каждый думая о своем. К штабу
— В мирное время мы записывали все важные события в боевую историю заставы. Этим занимался Антон. А вот как ушли от границы, даже не вспомнили… Все как-то недосуг. И очень жаль. То, что мы переживаем сейчас, — ведь это большая история! Должна же найти место в ней и эта степная речка а камышах… Или наш комиссар. Жил среди нас хороший, настоящий человек… И вот нет его… Как будто ничего не изменилось вокруг, а такое чувство, словно тебя переполовинили… А Иванов?
Он вспоминал каждого погибшего командира и бойца, словно прощален с ними.
— Хорошо. Сергей Васильевич, все опишем…
Еще в Запорожье узнал Байда, что Павел Денисенко вынес из боев на границе «Боевую историю» тридцатой заставы и тогда же вписал вместе с Ивановым главные события первого дня воины. Так с этой книгой и прошел Павел по всем дорогам до Сталинграда, храня ее как зеницу ока. В редкие часы передышек многие бойцы и командиры записывали в нее свои впечатления от пережитых событий, рассказывали скупыми словами о подвигах своих товарищей.
Байда немедленно вызвал Денисенко. Устроив из плащ-палаток шалашик, они долго сидели втроем над книгой, припоминая все случившееся в этот тяжелый день. Записывал Байда. Когда дошли до смерти подполковника Шумилова, Бахтиаров не выдержал роли наблюдателя.
— Дай мне… Я собственными глазами видел…
Буквы наклоняются вперед, будто в напряженном порыве идут в атаку на врага.
«Над снежным сугробом поднялась могучая фигура комиссара полка. Широкий взмах руки — и полетела связка гранат в движущийся танк. Он что-то крикнул, взмахнув автоматом, и хотя за грохотом боя ничего не было слышно, бойцы рванулись за комиссаром в атаку. Когда гитлеровцы откатились, мы нашли его на сугробе снега. Широкая спина чернела пятнами застывшей крови, голова искалечена разрывной пулей, застывшие руки сжимали автомат… Видимо, уже раненый продолжал бить по фашистам до последнего патрона…»
Записи одна за другой ложатся на страницы книги в истрепанной обложке:
«Василия Иванова нашли поздно вечером среди выгоревших камышей. Лежал за разбитым прямым попаданием снаряда пулеметом. Кое-где дотлевая, еще дымились остатки обмундирования. Обгорелый труп признали по расплавленному ордену Ленина на груди…»
И последняя запись: «Они полегли, как герои, но враг не прошел! Вечная слава вам, боевые друзья. Вы с нами. Вместе будем бить фашистов до полной победы!»
Наступило утро. Тихое, печальное. В совхозе «Светоч» пограничники провожали в последний путь своих боевых друзей…
После боев у «Светоча» погранполк вывели в тыл на пополнение и отдых, но отдыха не было. Он продолжал борьбу с замаскированными вражескими недобитками и специально оставленными немецкой разведкой агентами.
Фронт стремительно передвигался на запад, приближаясь к Днепру. Освобождены Краснодон, Шахты, Луганск, Лисичанск, Красноармейское, сотни других населенных пунктов Левобережья. За фронтом передвигались пограничники, очищая освобожденные районы от фашистской агентуры и местных предателей.