Тридцатилетняя война

Шиллер Фридрих

По Пражскому миру Саксония обязалась изгнать шведов из Германии; поэтому отныне саксонские знамёна соединяются с императорскими, и бывшие союзники превращаются в непримиримых врагов. Архиепископство Магдебургское, по Пражскому миру присуждённое саксонскому принцу, было ещё в руках шведов, и все попытки побудить их вернуть его мирным путём были безуспешны. Поэтому были открыты военные действия, которые курфюрст Саксонский начал с того, что так называемыми «авокаториями» (отзывными грамотами) вытребовал всех саксонцев из армии Баннера, стоявшей по обоим берегам Эльбы.

Офицеры, давно уже недовольные задержкой жалованья, повинуются этому призыву и покидают одну стоянку за другой. Так как саксонцы в то же время двинулись по направлению к Мекленбургу с целью отнять Демиц и отрезать неприятеля от Померании и Балтийского моря, то Баннер поспешил туда, выручил Демиц и разбил наголову саксонского генерала Баудиссина с семитысячной армией; около тысячи человек осталось на месте и столько же было захвачено в плен. Подкрепившись войсками и артиллерией, которые до того времени находились в Польской Пруссии, но после заключения штумсдорфского договора стали там не нужны, этот отважный, энергичный воин вторгся в следующем, 1636 году в курфюршество Саксонское, где он, подстрекаемый своей давней ненавистью к саксонцам, пролил много крови. Он и его шведы, озлобленные многолетними оскорблениями, на которые надменные саксонцы не скупились во время их общих походов, и до крайности разъярённые изменой курфюрста, выместили теперь своё негодование и раздражение на несчастных подданных этого государя. С австрийцами и баварцами шведские солдаты дрались больше по обязанности, к саксонцам

же чувствовали личную ненависть и злобу, ибо презирали их как предателей и изменников, а ведь взаимная ненависть двух прежних друзей всего яростнее и непримиримее. Энергичная диверсия против императора, предпринятая тем временем герцогом Веймарским и ландграфом Гессенским на Рейне и в Вестфалии, помешала Фердинанду оказать саксонцам действенную помощь, и таким образом всё курфюршество стало жертвой неистовства одичалых полчищ Баннера. Наконец, курфюрст, соединившись с императорским генералом фон Гацфельдом, двинулся к Магдебургу, который поспешивший туда Баннер тщетно старался освободить от осады. Теперь соединённая саксонско-императорская армия заняла Бранденбург, отняла у шведов многие города и готовилась оттеснить их к Балтийскому морю. Но, вопреки всем ожиданиям, уже обречённый, по общему мнению, Баннер напал 24 сентября 1636 года на союзную армию у Витштока и завязалась большая битва. Натиск был страшен: вся масса неприятельских войск обрушилась на правое крыло шведов, возглавленное самим Баннером. Долго бились на обеих сторонах с равным упорством и ожесточением; в рядах шведов не было ни одного эскадрона, который десять раз не ринулся бы в атаку и десять раз не был бы отброшен. Когда, наконец, Баннер вынужден был уступить превосходству неприятеля, его левое крыло продолжало сражаться до наступления ночи, а шведские резервы, ещё не принимавшие участия в бою, готовы были возобновить его на следующее утро. Но курфюрст Саксонский решил не дожидаться вторичного нападения. Его армия была истощена битвой, происходившей накануне, а погонщики разбежались со всеми лошадьми, так что нельзя было употребить в дело артиллерию. Поэтому он бежал в ту же ночь вместе с графом фон Гацфельдом, оставив поле сражения шведам. У союзников полегло около пяти тысяч человек, не считая тех, что были убиты шведами во время бегства или попали в руки разъярённых крестьян. Полтораста штандартов и знамён, двадцать три пушки, весь обоз вместе с серебряной утварью курфюрста да ещё вдобавок около двух тысяч пленных достались победителю. Эта блестящая победа, одержанная над неприятелем, гораздо более сильным и занимавшим выгодные позиции, сразу вернула шведам прежнее уважение; их враги дрогнули, их друзья ощутили прилив бодрости. Воспользовавшись удачей, столь очевидно склонившейся на его сторону, Баннер. поспешил перейти Эльбу и погнал императорские войска через Тюрингию и Гессен до самой Вестфалии. Затем он повернул обратно и расположился на зимних квартирах в Саксонии.

Если б, однако, Бернгард и французы своими действиями на берегах Рейна не облегчили положения Баннера, ему не так легко было бы одержать эти громкие победы. После нердлингенского поражения герцог Бернгард собрал остатки своей разбитой армии в Веттерау. Но покинутый гейльбронским союзом, с которым вслед за тем решительно покончил Пражский мир, и получая слишком слабую поддержку от шведов, ом вскоре убедился, что содержать армию и вершить во главе её славные подвиги — неосуществимая для него задача. Поражение под Нердлингеном лишило его герцогства Франконского, слабость Швеции отняла у него всякую надежду при содействии этой державы осуществить свои притязания. Недовольный к тому же необходимостью мириться с повелительным обращением шведского канцлера, он обратил взоры на Францию, которая могла ему помочь тем единственным, в чём он нуждался, — деньгами, и встретил с её стороны полную готовность договориться. Больше всего Ришелье стремился уменьшить влияние шведов на войну в Германии и под прикрытием чужого имени заполучить руководство ею. Для достижения этой цели он не мог найти лучшего средства, как отнять у шведов самого храброго из их полководцев, связать его теснейшим образом с интересами Франции и воспользоваться им для выполнения своих замыслов. Такого государя, как Бернгард, который без поддержки иностранной державы не мог сохранить своё положение, Франции нечего было бояться, так как и самый счастливый исход не мог поставить его вне зависимости от неё. Бернгард прибыл во Францию и в октябре 1635 года заключил в Сен-Жермене-ан-Ле — уже не в качестве шведского генерала, а от своего имени — договор, в силу которого лично ему определялся ежегодный оклад в полтора миллиона ливров и ещё четыре миллиона в год Франция обязалась уплачивать ему же на содержание армии, командовать которою он должен был под верховным начальством короля. Чтобы ещё сильнее разжечь его рвение и ускорить завоевание им Эльзаса, не постеснялись в тайном договоре обещать ему в награду эту провинцию — щедрость, от которой на самом деле были очень далеки и которой сам герцог отлично знал цену. Но Бернгард верил в своё счастье и свою мощь и намерен был бороться с лукавством путём притворства. Уж если он будет так силён, что сможет отнять Эльзас у врагов, то, конечно, в случае нужды сумеет отстоять его и от друзей. Итак, он набрал теперь на французские деньги свою собственную армию, которою командовал под верховенством Франции, но на деле — почти неограниченно и притом не порывая полностью связи со Швецией. Он открыл военные действия на Рейне, где другая французская армия под начальством кардинала де Лавалетта действовала против императора ещё с 1635 года.

Против армии де Лавалетта двинулись, покорив Швабию и Франконию, главные силы австрийской армии, под начальством Галласа одержавшие славную победу при Нердлингене, с таким же блистательным успехом заставили они французов отойти к Мецу, освободили берега Рейна и отняли у шведов занятые ими города Майнц и Франкенталь. Но главной своей цели — занять зимние квартиры во Франции — этот полководец не достиг вследствие решительного сопротивления французов, которое заставило его возвратиться со своими войсками в истощённый Эльзас и Швабию. Снова выступив в поход в следующем году, он перешёл Рейн у Брейзаха и готовился перенести войну внутрь Франции. Он действительно вторгся в графство Бургундское, в то время как испанцы, выступившие из Нидерландов, успешно действовали в Пикардии, а Иоганн фон Верт, грозный полководец лиги и один из деятельнейших членов католической иартии, совершал набеги вглубь Шампани и даже Париж держал в страхе угрозою своего появления. Но храбрость императорских войск натолкнулась на неодолимое противоборство защитников некоей незначительной крепости в Франш-Конте, и им вторично пришлось отказаться от своих планов.

До этого времени зависимость от французского полководца, делавшего больше чести своей рясе, нежели своей шпаге, сковывала предприимчивый дух герцога Бернгарда, и хотя он вместе с де Лавалеттом взял Цаберн в Эльзасе, ему всё же в 1636 — 1637 годах не удалось удержаться на Рейне. Неудачи французских войск в Нидерландах отразились на военных действиях в Эльзасе и Брейсгау; но тем более блестящий оборот приняла в этих землях война в 1638 году. Освободившись от прежних оков и сделавшись полновластным властелином своих войск, герцог Бернгард уже в начале февраля покинул покойные зимние квартиры в епископстве Базельском и против всякого ожидания появился на Рейне, где в это суровое время года менее всего ожидали нападения. «Лесные» города Лауфенбург, Вальдсгут и Зекинген были захвачены врасплох и взяты, Рейнфельден — осаждён. Командовавший здесь императорский генерал герцог Савелли ускоренными переходами выступил на помощь этому важному укреплению, освободил его от осады и принудил герцога Веймарского отступить с большим уроном. Но, вопреки предвидению человеческому, герцог три дня спустя (21 февраля 1638 года) снова появляется пред фронтом императорских войск, беспечно наслаждающихся победой, одержанной у Рейнфельдена, и разбивает их в большом сражении, где берёт в плен четырёх императорских генералов — Савелли, Иоганна фон Верта, Энкефорда и Шперрейтера — и две тысячи солдат. Двух генералов, фон Верта и фон Энкефорда, впоследствии отправили по приказанию Ришелье во Францию, чтобы удовлетворить тщеславие французского народа зрелищем столь славных пленников и под мишурным блеском одержанных побед сокрыть бедствия народа. С той же целью торжественно внесли в собор Парижской богоматери отбитые знамёна и штандарты и, трижды преклонив их пред алтарём,

отдали на сохранение святилищу.

Занятие Рейнфельдена, Ретельна и Фрейбурга было ближайшим следствием победы Бернгарда. Его войско значительно увеличилось, а вслед за удачами возникли более широкие планы. Крепость Брейзах на Верхнем Рейне господствовала над этой рекой и считалась ключом к Эльзасу. Не было в тех местах укрепления более важного для императора, ни об одном так не заботились. Удержать Брейзах было главнейшим назначением итальянской армии под начальством герцога Фериа. Надёжность укреплений и выгодное положение делали Брейзах неприступным, и императорские генералы, отправленные туда, получили приказ не щадить ничего, лишь бы отстоять эту твердыню. Но Бернгард верил в своё счастье и решил приступить к осаде крепости. Непокоримая силой, она могла быть взята лишь голодом, — и беспечность её коменданта, который, не предвидя нападения, обратил свои хлебные запасы в деньги, ускорила этот исход. При таких обстоятельствах она не могла выдержать продолжительной осады; поэтому нужно было немедленно выручить её или снабдить продовольствием, — и вот императорский генерал фон Гец поспешно двинулся к ней во главе двенадцати тысяч человек с тремя тысячами телег провианта, который он хотел передать городу. Но разбитый герцогом Бернгардом под Виттевейером, он потерял почти весь свой отряд, из которого уцелело всего три тысячи воинов, и весь конвоируемый им обоз. Такая же судьба постигла на Бычьем Поле у Танна герцога Лотарингского, также шедшего на выручку крепости с пятью-шестью тысячами человек. Третья попытка генерала фон Геца спасти Брейзах тоже окончилась неудачей, и крепость, измученная жестоким голодом, после четырёхмесячной осады сдалась 7 декабря 1638 года победителю, столь же гуманному, сколь и настойчивому.

Взятие Брейзаха открыло честолюбию герцога Веймарского необъятное поприще, и с этих пор его романтические надежды начинают претворяться в жизнь весьма далёкий от мысли отказаться в пользу Франции от того, что добыто его мечом, он предназначает Брейзах себе и обнаруживает это намерение уже в присяге, которую принимает от побеждённых своим именем, не упоминая ни о какой другой власти. Опьянённый постоянными блестящими успехами и увлечённый смелыми надеждами, он вообразил, что отныне не нуждается ни в ком и что ему удастся удержать за собой плоды своих побед даже вопреки воле Франции. В эпоху, когда всё могло быть добыто храбростью, когда личная мощь имела ещё некоторое значение, а войска и военачальники ценились дороже целых областей, — такому герою, как Бернгард, позволительно было ставить себя высоко и, возглавляя превосходную армию, чувствовавшую себя непобедимой под его началом, не останавливаться ни пред каким смелым замыслом. Чтобы иметь среди множества врагов, на которых он теперь шёл, хоть одного друга, он обратил внимание на ландграфиню Гессенскую Амалию, вдову недавно умершего ландграфа Вильгельма, особу, одарённую в равной мере умом и решительностью и имевшую возможность даровать вместе со своей рукой боеспособное войско, прекрасные завоёванные области и обширное государство. Соединив приобретения ландграфа Гессенского и свои собственные, образовав из обеих армий единое войско, Бернгард тем самым создал бы в Германии сильную державу и, быть может, даже третью партию, от которой зависел бы исход войны. Но смерть преждевременно положила конец этому столь много сулившему замыслу.

«Бодрись, отец Жозеф! Брейзах наш!» — крикнул упоённый этой радостной вестью Ришелье в ухо капуцину, готовившемуся отойти в иной мир. Мысленно Ришелье уже прибрал к рукам Эльзас, Брейсгау и все смежные австрийские владения, нимало не думая о том обещании, которое дал герцогу Бернгарду. Решительное намерение герцога удержать Брейзах за собой, обнаруженное им весьма недвусмысленным образом, повергло кардинала в немалое замешательство, и все средства были пущены в ход, чтобы склонить победоносного Бернгарда остаться верным интересам Франции. Его пригласили ко двору, чтобы показать ему, с каким почтением здесь относятся к его победам. Но Бернгард раскусил, в чём дело, и не попался в сети соблазна. Ему оказали великую честь — предложили в супруги племянницу кардинала, но высокородный германский государь отказался, не желая бесчестить саксонскую кровь неравным браком. Тогда на него стали смотреть, как на опасного врага, и обращаться с ним, как с врагом. Его лишили денежной помощи; подкупили губернатора и высших военных Брейзаха, замыслив пусть даже ценою смерти герцога завладеть отвоёванными им землями и его войсками. Эти козни не остались тайной для Бернгарда, и меры, принятые им в покорённых городах, доказали его недоверие к Франции. Но эти распри с французским двором самым пагубным образом отразились на его дальнейших начинаниях. Приготовления, которые ему пришлось сделать для защиты занятых им областей от посягательств французов, принудили его раздробить армию, а прекращение Францией денежной помощи замедлило открытие военных действий. Он намерен был перейти Рейн, чтобы выручить шведов и действовать против императора в Баварии на берегах Дуная. Уже он открыл Баннеру, намеревавшемуся перенести войну в пределы Австрии, свой операционный план и обещал шведскому полководцу сменить его на время, как вдруг, на тридцать шестом году жизни, смерть положила предел его триумфальному шествию. Это произошло в Нейбурге на Рейне, в июле 1639 года.

Он умер от болезни, по многим признакам схожей с чумой; это поветрие унесло в его лагере около четырёхсот человек в течение двух дней. Чёрные пятна, проступившие на теле герцога, слова, произнесённые умирающим, и те выгоды, которые его внезапная кончина дала Франции, вызвали предположение, что он был отравлен французами; но оно в достаточной степени опровергается характером болезни. Союзники потеряли в нём крупнейшего полководца, какого они имели после Густава-Адольфа, Франция — грозного соперника в борьбе за Эльзас, император — самого опасного из своих врагов. Став героем и полководцем в школе Густава-Адольфа, он всемерно подражал этому высокому образцу, и лишь ранняя смерть помешала герцогу Бернгарду стяжать одинаковую с ним славу, а быть может, и превзойти его. С храбростью солдата он соединял холодную и спокойную проницательность полководца, с твёрдым мужеством зрелого человека — быструю решимость юноши, с неистовым пылом бойца — достоинство государя, умеренность мудреца и добросовестность человека чести. Не сгибаясь под бременем невзгод, он быстро, с обновлёнными силами подымался после самых тяжких ударов. Никакое препятствие не могло уменьшить его отвагу, никакая неудача не могла сломить его необоримое мужество. Его дух стремился к великой, быть может недосягаемой, цели; но люди этого склада повинуются не тем законам благоразумия, которые мы привыкли прилагать к толпе. Чувствуя себя в силах совершить намного больше, нежели другие, он питал более смелые замыслы. В новой истории Бернгард являет нам прекрасный образ той могучей эпохи, когда личное величие ещё имело известное значение, храбрость завоёвывала целые страны, и геройская доблесть возвела немецкого рыцаря даже на императорский трон.

Лучшим наследием герцога была его армия, которую он вместе с Эльзасом завещал брату своему Вильгельму. Но на эту самую армию считали себя вправо притязать Швеция и Франция: одна — потому, что армия была набрана её именем и принесла ей присягу; другая — потому, что армия содержалась на её деньги. Помышлял об этой армии и наследник Пфальцский, задумавший воспользоваться ею, чтобы отвоевать свои владения; он и попытался — сначала чрез своих агентов, затем лично — привлечь её на свою сторону. Даже со стороны императора были сделаны попытки заполучить эту армию. Это обстоятельство не должно нас удивлять, потому что в те времена принималась в соображение не самая правота защищаемого дела, а лишь цена оказываемых услуг, и храбрость, как и всякий другой товар, продавалась тому, кто платил дороже. Однако Франция, как самая богатая и решительная соискательница, одержала верх. Она подкупила генерала фон Эрлаха, коменданта Брейзаха, и остальных начальников и благодаря им забрала в свои руки Брейзах и всю армию. Молодой пфальцграф Карл-Людвиг, уже несколько лет тому назад предпринявший неудачный поход против императора, и здесь потерпел неудачу. Он предполагал действовать против Франции, — однако, отправясь в путешествие, весьма необдуманно избрал путь через эту страну. Кардинал, опасавшийся пфальцграфа, требования которого были справедливы, был рад всякому предлогу расстроить его планы. Поэтому, вопреки всем постановлениям международного права, он приказал задержать его в Мелене и выпустил на свободу лишь тогда, когда переход веймарской армии под начало Франции осуществился. Таким образом, Франция теперь располагала в Германии сильной, опытной армией, и в сущности лишь теперь она начинает вести с императором войну от своего имени.