Триэль
Шрифт:
- И куда же делись четыре миллиона детей?
- Ну, некоторые из них пропали, как мы.
- Но нас там было не четыре миллиона, а человек триста от силы… - Я перебил Алистера, но он поспешил закончить то, о чем начал говорить.
- А это – вторая категория трупов в моих морозилках. Молодёжь.
- И от чего же они умирают? Факторы риска в Дории снижены до смехотворных. Никаких экстремальных видов спорта, абсолютно безопасный транспорт, строгий контроль в учебных заведениях…
- И всё это ведёт к тому, что молодое поколение лишено всякой свободы.
- То есть это падение рождаемости связанно с тем, что в молодых с самого детства уничтожают любые формы активности?
- Нет, я так не думаю. Ты прав, гормоны должны делать своё дело. Видишь ли, до того всплеска, двадцать пять лет назад, уровень рождаемости так же был низкий. Как я уже говорил, это связанно с банальным отсутствием сексуального влечения людей друг к другу. И я думаю, что тогда провели некий… эксперимент, должно быть, и стали пичкать подростков гормональными препаратами, да такими, что люди просто превращались в животных и спаривались, покуда хватало сил. Эксперимент удался, но не совсем так, как планировалось. С учетом средней продолжительности жизни в целую сотню лет, стране грозило перенаселение, и поэтому в этом поколении, я думаю, проводится обратный эксперимент – подавление.
- И это я-то читаю слишком много фантастики?
- Мне эта теория кажется разумной. С учетом факта существования такого проекта, как 3-L…
- Не произноси этого. – Я зло шикнул на него.
- Я к тому, что это возможно. Но подавление активности в детях привели это общество к ещё одной и вполне себе закономерной проблеме для детей, лишенных жизни.
- Какой же?
- Ну угадай.
- Наркотики?
- В точку.
- То есть практически все… молодые трупы в твоей морозилке умирают от передозировки?
- Не от передозировки. Я отправлял тебе образцы и с их кровью. Она чиста.
- А что тогда?
- У них мозги плавятся. Вещество проходит все органы тела, не оставляя и следа, и каким-то образом выводится из организма. Может даже разлагается на частицы, и поэтому мы не может их обнаружить, но мозг плавится.
- Галлюциногенные препараты?
- Да, они хотят разукрасить мир вокруг себя, разукрасить самих себя.
- Какова была численность населения Дории до возведения экрана?
- Нашел что спросить, я понятия не имею. – Алистер поднял пустую кружку и тот час прибежала официантка и налила ему ещё пенной жижицы.
- Ну а примерно?
- Миллионов двадцать.
- А сейчас сколько?
- Где-то десять.
- За сто двадцать четыре года существования под куполом это не такие уж плохие цифры.
- Согласен с тобой, однако… Эта игра с молодыми организмами может привести к тому, что в следующие десять лет число жителей сократится до нуля.
- Ты так пессимистичен?
- Рождаемости считай нет, старые клячи в скором времени повально начнут подыхать, а малолетки плавят себе мозги. Что ты, это вовсе не пессимизм, это реализм.
-
Алистер едва не подавился кофе и посмотрел на меня со смешинкой во взгляде, облизывая коричневые от напитка губы:
- С кем например?
- Да вот хоть с этой официанткой. – Она как раз в этот момент проходила мимо и краем уха должно быть услышала мои слова. – Лимонный цвет кожи меня устраивает в куда большей степени, чем ярко-голубой, - вторая официантка этого заведения как раз подкрашивала локоть маслом этого цвета.
- Ей лет шестьдесят. – Пробурчал Алистер в кружку.
- Да ты шутишь!
- Я каждый день вижу такие трупы. Поверь мне.
- Погоди… - Я поднял вверх руку и девушка с лимонной кожей тот час подбежала ко мне. – Я прошу прощения, у нас с братом тут чисто профессиональный спор вышел… сколько вам лет?
Девушка немного растерялась. Наверное, да какой там, она точно не привыкла, чтобы ей задавали подобные вопросы. Посмотрев сначала на меня, потом на брата, она невнятно пробурчала невероятную цифру и тот час отошла:
- Ну и сколько?
- Шестьдесят четыре.
- Ты платишь за обед.
- Договорились…
Я откинулся на спинку стула и огляделся. Да, действительно, день стоял ясный. Выходной. Люди бегали из стороны в сторону, старясь успеть в тот или иной магазин, перед тем как он закроется на обеденный перерыв. Яркие вывески с логотипами, напоминающими мне какой-либо из человеческих органов в разрезе, пестрели тут и там, превращая площадь в замершее конфетти.
- Ах вот оно что. – Вдруг осенило меня. – Всё дело в деньгах.
- Ну наконец-то до тебя дошло.
- Всё дело в понимании, что у тебя в кармане есть кредиты, которые ты можешь потратить как тебе вздумается. Этот даёт ощущение свободы, и именно поэтому все вокруг выглядят такими… счастливыми.
- Молодец. – Слишком много язвительности в его голосе.
- Пособия, практически одинаковые цены на жильё, на еду… Это и есть карточки на питание, просто они другие здесь. Только здесь, в центре, другие цены и другой ассортимент. Вот сколько ты получаешь?
- Семьсот.
- А я пятьсот, но я ещё лаборант, думаю, когда стану сотрудником, зарплата моя вырастет на порядок.
- А то и на два.
- Это вряд ли.
- Нет-нет, люди, которые понимают, что они делают, здесь получают очень много. Ты говорил что-то про пластическую хирургию… Знаешь, почему её никто не делает?
Я смотрел в другую сторону, на площадь, но брат понял, что я его слушаю.
- Потому что их некому делать. Хороших хирургов, даже здесь, в столице, можно по пальцам пересчитать. Большинство врачей – травматологи, они лечат строителей, шахтёров, иногда и других людей, ну, если какой-нибудь несчастный случай произойдёт, но это очень редко. Профессия терапевта исчезла как таковая, потому как люди не болеют в принципе. Хирургические вмешательства случаются очень редко. Неоткуда взяться такой роскоши, как пластический хирург.