Трилогия Харканаса. Книга 1. Кузница Тьмы
Шрифт:
Урусандер сидел неподвижно, держа на весу нож с насаженным на него куском мяса. Когда Кадаспала закончил свою тираду, он положил нож на тарелку и снова потянулся к вину.
– Но я не критик, – заметил он.
– Разумеется, повелитель: потому я и сказал, что не желаю услышать ваше мнение. Всегда любопытно узнать, что думают критики. Тогда как суждения тех, кто руководствуется лишь эстетическими взглядами, мне просто интересны.
– Выпейте вина, Кадаспала, – усмехнулся Урусандер. – Вы этого заслужили.
Художник сделал скромный глоток.
– В былые времена,
– В былые времена, повелитель, мне приходилось слушать рассказы о войне.
Урусандер громоподобно расхохотался, заставив слуг вздрогнуть. На кухне что-то с грохотом упало на каменный пол.
– Вино превосходное, повелитель, – сказал Кадаспала.
– Ведь так, согласитесь? А знаете, почему я не велел подавать его вплоть до сегодняшнего вечера?
– Каждое утро, повелитель, я проверяю свои склянки со спиртом для очистки кистей – не стащил ли их Хунн Раал?
– Именно так, художник, именно так. А теперь давайте поедим, но советую оставаться достаточно трезвым. Сегодня нам предстоит глубокомысленная беседа.
– Повелитель, – со всей искренностью ответил Кадаспала, – я буду молиться, чтобы наша беседа пережила эти свечи как единственную меру течения времени.
Урусандер задумчиво прищурился:
– Меня предупреждали, что в вашем обществе я могу рассчитывать лишь на грубое и язвительное отношение.
– Только когда я творю, повелитель. Только когда я творю. И если вы не против, мне интересно было бы услышать ваши соображения о моей работе.
– Мои соображения? У меня есть только одна мысль на сей счет, Кадаспала. Я и понятия не имел, что меня столь легко увидеть насквозь.
Художник едва не выронил кубок. Его спасло лишь быстрое вмешательство слуги.
Энесдия, дочь повелителя Джайна из дома Энес, хмуро стояла перед серебряным зеркалом. Ткань, из которой сшили ее новое платье, была окрашена соком какого-то клубня, дававшего при кипячении алый цвет, глубокий и чистый.
– Опять цвет крови, – недовольно сказала она. – Такое чувство, что все в Харканасе на этом просто помешались!
Отражавшиеся по бокам от нее швеи выглядели бледными и тусклыми, почти безжизненными.
Сидевший слева от женщин на диване Крил из дома Дюрав откашлялся в слишком хорошо знакомой Энесдии манере. Она повернулась к нему, подняв брови.
– И что мы будем обсуждать на этот раз? Покрой платья? Стиль, принятый при дворе? Или теперь тебе не нравятся мои волосы? Так уж вышло, что я предпочитаю короткую стрижку. Чем короче, тем лучше. На что тебе, собственно, жаловаться? Не для того же ты сам отрастил волосы длиной с конский хвост, чтобы всего лишь соответствовать нынешней моде? Не знаю, зачем я вообще тебя пригласила.
На бесстрастном лице юноши на миг промелькнуло удивление, а затем он как-то криво пожал плечами:
– Я просто подумал: платье скорее багряное, чем алое. Или это зрение нас подводит?
– Идиотские предрассудки. Багряное… ладно, пусть.
– Недаром ведь женщины песьегонов называют такой
– Потому что они варят эту краску на огне, дурачок.
– Думаю, здесь кроется нечто большее.
– Что, правда? Тебе больше нечем заняться, Крил? Может, тебе поупражняться в верховой езде? Потренировать лошадь или наточить меч?
– Ты пригласила меня затем, чтобы тут же отослать прочь? – Юноша плавным движением поднялся. – Будь я более чувствительной натурой, вполне мог бы обидеться. Впрочем, эта игра мне знакома: мы ведь всю жизнь в нее играем.
– О чем ты говоришь? Какая еще игра?
Крил направился было к двери, но остановился и обернулся с грустной усмешкой на губах:
– Прошу прощения, но мне нужно наточить лошадь и потренировать меч. Хотя, должен заметить, ты отлично выглядишь в этом платье, Энесдия.
Едва лишь она успела набрать в грудь воздуха, пытаясь придумать сколько-нибудь осмысленный ответ – который мог даже заставить его вернуться, будто дернув за невидимый поводок, – Крил выскользнул за дверь и исчез.
Одна из портних вздохнула, и Энесдия развернулась к ней:
– Хватит, Эфалла! Он заложник в этом доме, и ему следует оказывать всяческое уважение!
– Простите, госпожа, – склонив голову, прошептала Эфалла. – Но господин сказал правду: вы отлично выглядите!
Энесдия вновь переключила внимание на свое размытое изображение в зеркале.
– Думаешь, ему понравится? – прошептала она.
Крил на мгновение задержался в коридоре за дверью Энесдии, успев услышать последний обмен репликами между ней и служанкой. Все так же грустно улыбаясь, он направился в сторону Большого зала.
Крил Дюрав прожил на свете девятнадцать лет, последние одиннадцать из которых провел в качестве заложника в доме Джайна Энеса. Он уже был достаточно взрослым, чтобы понимать значение традиции. Хотя само слово «заложник» звучало уничижительно, намекая на плен и отсутствие личной свободы, на практике речь шла, скорее, об обмене. Более того, существовали определенные правила и запреты, гарантировавшие права заложников, и в первую очередь – их личную неприкосновенность. Соответственно, Крил, рожденный в доме Дюрав, чувствовал себя в той же степени Энесом, как и Джайн, его сын Кадаспала или дочь Энесдия.
И это стало для него… несчастьем. Теперь подруга детства была уже не девочкой, но юной женщиной. Ничего не осталось от его детских грез, будто она на самом деле его родная сестра, – хотя сейчас Крил понимал, какая неразбериха царила в этих грезах. Для мальчика роли сестры, жены и матери с легкостью могли слиться воедино, вызывая мучительную тоску. Он сам не знал, чего ему хотелось от Энесдии, однако видел, как их дружба постепенно меняется и между ними растет неприступная, охраняемая строгими правилами приличия стена. Порой случались неловкие моменты, когда Крил и Энесдия оказывались чересчур близко друг к другу, но их неизменно останавливал этот новый, только что вытесанный камень, каждое прикосновение к которому вызывало чувство замешательства и стыда.