Трилогия Крысы (Слушай песню ветра. Пинбол-1973. Охота на овец. Дэнс, дэнс, дэнс)
Шрифт:
Она не отвечала.
Склады тянулись один другого ветшее; между кирпичей прилепился скользкий темно-зеленый мох. На высоких темных окнах – массивные решетки, на ржавых дверях – таблички торговых фирм. Вдруг сильно запахло морем, и склады кончились. Ивовая аллея кончилась тоже – казалось, деревья выпали, как больные зубы. Мы перешли заросшие травой железнодорожные пути, уселись на каменных ступенях заброшенного мола и стали смотреть на море.
Перед нами огнями доков горела верфь. Отходило неказистое
Довольно долго мы смотрели на море, небо и корабли, не говоря ни слова. Вечерний ветер с моря ерошил траву, а сумерки медленно превращались в бледную ночь. Над доками замигали звезды.
После долгого молчания она сжала левую руку в кулак и несколько раз нервно ударила ею по ладони правой. Подавленно уставилась на покрасневшую ладонь.
– Всех ненавижу, – сказала она вдруг.
– И меня?
– Извини. – Смутившись, она вернула ладонь на колено. – Ты не такой.
– Не настолько, да?
Со слабым подобием улыбки она кивнула и дрожащими руками поднесла огонь к сигарете. Дым хотел окутать ее волосы, но его унес ветер и развеял в темноте.
– Когда я сижу одна, то слышу, как люди со мной заговаривают. Одних я знаю, других нет… Отец, мать, школьные учителя – разные люди.
Я кивнул.
– И говорят всякую гадость. Хотим, чтобы ты умерла, – и так далее. Или вообще грязь какую-нибудь…
– Какую?
– Не хочу говорить.
Сделав две затяжки, она погасила сигарету кожаной сандалией и прижала веки пальцами.
– Как ты думаешь, я больна?
– Даже не знаю, – покачал я в растерянности головой. – Если это беспокоит, то лучше врачу показаться.
– Да ладно. Не обращай внимания.
Она закурила вторую сигарету. Потом попыталась рассмеяться, но смех вышел неважный.
– Я тебе первому про это рассказала.
Я взял ее за руку. Рука мелко дрожала. На ней выступил холодный пот.
– А врать очень не хотелось, на самом деле…
– Я понимаю.
Снова замолчав, мы тихо сидели под звук мелких волн, набегавших на мол. Прошло невообразимо долгое время.
Увидев, что она плачет, я провел пальцем по ее мокрой от слез щеке и обнял за плечи.
Я давно забыл, как пахнет лето. Раньше все было другим: запах морской воды и далекие теплоходные гулки, прикосновение девичьей кожи и лимонный аромат волос, дуновение сумеречного ветра и робкие надежды. Теперь лето превратилось в сон.
Словно калька съехала с оригинала: здесь миллиметр, там миллиметр – и уже все не так.
36
До ее дома мы добирались полчаса.
Вечер стоял прекрасный. Поплакав, она вдруг
– А машину ты так и бросил?
– Потом заберу.
– А завтра утром не поздно?
– Да без разницы!
Мы уже подходила к ее дому.
– Не хочу сегодня оставаться одна, – сказала она, обращаясь к булыжникам мостовой.
Я кивнул.
– Но ты ведь тогда ботинки почистить не сможешь?
– Ничего, пусть сам иногда чистит.
– Интересно, почистит или нет?
– А как же? Он у меня человек долга!
Ночь была тихая.
Медленно повернувшись, она уткнулась носом мне в плечо.
– Холодно.
– Как это «холодно»? Тридцать градусов.
– Не знаю. Холодно, и все.
Я подобрал сброшенное к ногам одеяло и укутал ее по плечи. Ее всю било мелкой дрожью.
– Плохо себя чувствуешь?
Она мотнула головой:
– Мне страшно.
– Страшно чего?
– Всего. А тебе не страшно?
– Абсолютно.
Она помолчала – будто взвешивая мой ответ на ладони.
– Хочешь секса?
– Угу.
– Извини. Сегодня нельзя.
Я молча кивнул.
– Мне только что операцию сделали.
– Аборт?
– Да.
Рука, которой она обнимала меня за спину, ослабла. Палец начертил несколько кружочков у меня на плече.
– Странно… Ничего не помню.
– Да?..
– Это я про того парня. Совершенно забыла. Даже лица не вспомнить.
Я погладил ее по волосам.
– А казалось, что влюбилась. Правда, недолго. Ты когда-нибудь влюблялся?
– Ага.
– И лицо помнишь?
Я попытался вспомнить лица трех своих подружек. Удивительное дело – отчетливо не вспоминалось ни одно.
– Нет, – сказал я.
– Странно, правда? Интересно, почему?
– Наверное, так удобнее.
Она кивнула, не отнимая головы от моей груди.
– Слушай, если тебе очень хочется, может, мы это как-нибудь по-другому?..
– Не надо. Ничего страшного.
– Правда?
– Угу.
Она снова прижалась ко мне. Грудью к животу. Страшно захотелось пива.
– Как несколько лет назад все пошло наперекосяк – так и до сих пор.
– «Несколько» – это сколько?
– Двенадцать. Или тринадцать. С тех пор, как отец заболел. Из того времени больше ничего и не помню. Сплошная гадость. Все время у меня злой ветер над головой.
– Ветер меняет направление.
– Ты правда так думаешь?
– Ну, он же должен его когда-нибудь менять…