Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas

Клэр Кассандра

Гарри резко повернулся и взглянул на Драко, который вдруг стал белее мела.

— Как я могу поверить тебе, если ты никогда и в мыслях не допускал, что она на такое способна! Ты мог бы смотреть на меня с ней, но ты бы не вынес, увидев ее с Роном. Наверное, тебе даже нравилось то, что она со мной, потому что таким образом она была ближе к тебе. Но Рон? — нет, ты всегда ненавидел его, ты считал его ниже себя — всегда считал! — прикоснись он к ней, ты бы считал её замаравшейся — признайся в этом! Скажи, скажи,

что это так! В противном случае — если бы я позволял бы тебе вести себя так с ним, если бы ты не думал так, он бы никогда не чувствовал себя так, словно я и не был его другом! Словно бы я предпочел тебя ему. Я никогда не выбирал тебя, Малфой, никогда! Что бы там ни было между нами — это всегда давило на меня — я никогда этого не хотел! — голос его взлетел на крик и надломился, словно сорвавшись от рыданий, хотя он не плакал.

Гарри чувствовал мрачное торжество. Ему было плохо, он чувствовал себя просто ужасно — и он хотел кого-нибудь ранить. И, увидев, как Драко отпрянул, словно от неожиданной боли, он понял, что добился своего.

— У меня никогда не было выбора, — жестко добавил Гарри и осекся, уставившись на него. У Драко было совершенно белое лицо и огромные глаза — огромные и испуганные. Он был похож на ребенка, потянувшегося к родительской руке и получившего шлепок, непонятно за что. И Гарри осознал, что ранил Драко так же, как только что ранили его самого. А может, даже сильнее. Удовлетворение, которое он чувствовал, медленно испарилось.

— Малфой, я…

Но Драко был уже на ногах, он отшатнулся от протянутой руки Гарри.

— Да пошел ты, Поттер… — голос его был остр, как ледяной кинжал. — Хочешь, чтобы все от тебя отвязались? Ну, так получай. Сиди и тухни здесь. Разрушай свою жизнь. Разрушай себя… — голос его сорвался, словно он больше не мог стоять здесь, глядя на Гарри, — развернувшись, он прошел к двери и с шумом захлопнул ее за собой.

* * *

— Джинни, мне нужно поговорить с тобой…

Она подняла взгляд от «Брюк, полных огня» и, к своему изумлению, увидела Симуса, босиком спускающегося по лестнице, ведущей к спальням мальчиков. Поверх полосатой красно-белой пижамы был наброшен темный плащ. Она отложила книгу на столик:

— Симус?… Почему ты проснулся?

— Эй… — он присел рядом и каким-то совершенно несвойственным ему жестом взял ее за запястье. Она удивилась: темно-синие глаза были полны беспокойством. Свет, идущий от камина, касался кончиков его волос, превращая их в темно-золотой ореол.

— Я зашел к тебе в комнату и… разбудил Эшли и Элизабет… И они сказали, что ты тут. Читаешь.

— Да, я тут. Что случилось, Симус? Ты меня пугаешь…

И он ей все рассказал.

Где-то посередине рассказа книга выпала у нее из рук и шлепнулась на пол. Джинни окаменела на месте, она сидела,

в изумлении вытаращив глаза на Симуса.

— Откуда, — наконец пошептала она, — откуда ты все это знаешь?

— Когда я вышел, я налетел на Гермиону. Она все мне объяснила и попросила передать это тебе, — он прикусил губу. — Джинни…

Она выдернула свою руку:

— Я не могу в это поверить! Не могу поверить! Это… Это нечестно!

Симус удивленно взглянул на нее:

— Нечестно?

— Все, все влюбляются в Гермиону! Все!

Джинни соскочила и швырнула кочергу, которой она ворошила дрова в камине, на решетку. Та с лязгом стукнулась о металл и отскочила. Симус сморщился.

— Сначала Гарри, потом Драко, потом мой собственный брат… — она крутнулась к сползшему в кресло Симусу. — И кто следующий? Ты?

— Я не влюблен в Гермиону, — испуганно возразил Симус.

Джинни приняла воинственную позу, уперев руки в боки. Она понимала, что выглядит смешно, но остановиться уже не могла:

— А почему нет?

— Почему нет? — еще испуганнее переспросил Симус. — Потому что нет!

— Это не ответ! — отрезала она, скрестив на груди руки.

— Я… я не знаю, Джинни, она ведь подружка Гарри, правда?…

— И что — из-за этого она несимпатичная?

— Нет, она очень симпатичная…

— Она что — не милая?

— Милая, — по губам Симуса проскользнуло легкое подобие улыбки.

— Разве она не умная?

— О нет, умная, даже чересчур, это немного пугает…

— Так почему же тебе нравлюсь я? Наверное, потому что я не так умна? — разбушевалась Джинни. — А потому совсем не пугаю тебя?

— Нет, дело не в этом, — ужаснулся такому повороту Симус.

— Так в чем же? С ней что — что-то не так?

Симус бросил пытливый взгляд на лестницу.

— Пойду-ка я лучше обратно в спальню… Там, конечно, в воздухе могут уже летать стаканы, однако там куда спокойнее, чем здесь…

— Так что с ней не так? — топнула ногой Джинни. — Она что — недостаточно хороша для тебя?

— Что? Да нет, с ней все нормально, Джинни…

— Тогда почему ты не влюбился в нее?

И у Симуса лопнуло терпение:

— Да потому что я люблю тебя! — заорал он.

Джинни вытаращила глаза, он остолбенело уставился в ответ, не в силах поверить в то, что он только что сказал. Джинни тоже. Не то, чтобы она совершенно не могла в это поверить — она грезила тем, чтобы ей кто-нибудь это сказал, — да какая девушка ее возраста не мечтает об этом? Однако, все это представлялось совсем не так — признание в любви вовсе не должно было быть криком. И глаза, смотрящие на нее, никогда не были синими: синие глаза были у ее брата — цвет постоянства, надежности, доброты — это вовсе не был цвет страсти или романтической любви…