Трилогия о капитане Немо и «Наутилусе» в одном томе
Шрифт:
Северо-западная часть побережья была пологой и песчаной; кое-где над болотистой низиной, уже знакомой колонистам, торчали одинокие деревья; водяные птицы оживляли пейзаж, представлявший разительный контраст с пустынным берегом, оставшимся позади.
Вскоре «Бонадвентур» бросил якорь у северной оконечности острова в небольшой, но такой глубокой бухточке, что удалось причалить прямо к берегу. Ночь прошла спокойно, ибо ветер, если можно так выразиться, угас с последними лучами солнца и снова ожил только с первыми проблесками зари.
Сойти на берег было нетрудно,
В восемь часов утра «Бонадвентур» поднял якорь и при попутном ветре, который заметно свежел, понесся к мысу Северная Челюсть.
— Я ничуть не удивлюсь, — вдруг сказал Пенкроф, — если с запада подует штормовой ветер. Вчера закат был багровым, а утром на небе появились «кошачьи хвосты», а они не сулят ничего хорошего.
«Кошачьими хвостами» называют длинные облака, разбросанные в зените и напоминающие легкие хлопья ваты; они не спускаются ниже пяти тысяч футов наш уровнем моря и обычно предвещают бурю.
— Ну что ж! — произнес Сайрес Смит. — Помчимся на всех парусах и поищем убежище в заливе Акулы. Думаю, что там «Бонадвентуру» не будет угрожать опасность.
— Совершенно верно, — подтвердил Пенкроф, — к тому же на северном берегу скучно — одни дюны.
— Я бы охотно провел не только ночь, но и весь завтрашний день в этом заливе, — добавил инженер, — его стоит осмотреть как следует.
— Полагаю, что нам волей-неволей придется это сделать, — ответил Пенкроф, — поглядите-ка, что творится на западе! Черным-черно!
— Во всяком случае, при попутном ветре мы успеем добраться до мыса Северная Челюсть, — заметил журналист.
— Ветер-то попутный, — отозвался моряк, — а лавировать придется, иначе в залив не войдешь, и делать это лучше засветло: ведь мы не знаем, какое там дно!
— Дно там, вероятно, усеяно рифами, — подхватил Герберт, — если судить по южной части залива Акулы.
— Вам виднее, Пенкроф, — сказал Сайрес Смит, — мы на вас полагаемся.
— Будьте покойны, мистер Сайрес, — ответил моряк, — зря рисковать не стану! Пусть лучше меня пырнут ножом, только бы нутро «Бонадвентура» не пострадало.
«Нутром» Пенкроф называл подводную часть судна, ведь он дорожил ботом больше, чем своей жизнью.
— Который час? — спросил Пенкроф.
— Десять, — ответил Гедеон Спилет.
— А сколько миль осталось до мыса Северная Челюсть, мистер Сайрес?
— Около пятнадцати, — сказал инженер.
— Через два с половиной часа, — сказал моряк, — то есть в половине первого, мы выйдем на траверз мыса. Досадно, что прилив в эту пору схлынет и настанет отлив. Трудно, пожалуй, будет войти в бухту против течения и ветра, вот чего я боюсь.
— Тем более, — сказал Герберт, — что сегодня полнолуние и что сейчас, в апреле, будут сильные приливы и отливы.
— Как по-вашему, Пенкроф, — спросил Сайрес Смит, — нельзя ли бросить якорь у оконечности
— Бросить якорь у самого берега, когда вот-вот разразится буря! — воскликнул моряк. — Да вы что, мистер Сайрес! Захотели по своей охоте ко дну пойти?
— Как же быть?
— Постараюсь продержаться в открытом море до начала прилива, то есть до семи часов вечера, и если еще не совсем стемнеет, попытаюсь войти в залив; не удастся — ляжем в дрейф на всю ночь, а на заре я проведу бот в бухту.
— Повторяю, Пенкроф, мы полагаемся на вас, — сказал Сайрес Смит.
— Эх, — вздохнул Пенкроф, — стоял бы здесь маяк, нам плыть по морю было бы куда легче!
— Верно, — поддержал Герберт, — но сейчас на берегу нас не ждет заботливый друг, никто не разожжет костра, не укажет нам пути в бухту!
— Да, кстати, дорогой Сайрес, — обратился к инженеру Гедеон Спилет, — мы даже не поблагодарили вас, а ведь, по совести говоря, нам бы ни за что не увидеть острова, если бы не костер…
— Костер? — с удивлением переспросил Сайрес Смит.
— Речь идет о том, мистер Сайрес, что нам туго пришлось на борту «Бонадвентура», — ответил за журналиста Пенкроф, — когда мы возвращались домой. Мы наверняка прошли бы мимо острова, если бы вы не позаботились, не зажгли костра на площадке возле Гранитного дворца в ночь с девятнадцатого на двадцатое октября.
— Да, да, конечно… — проговорил инженер, — мысль была удачная!
— А вот сейчас некому оказать нам такую услугу, разве только Айртон догадается, — добавил моряк.
— Да, некому! — подтвердил Сайрес Смит.
А несколько минут спустя, оставшись вдвоем с журналистом на носу судна, инженер тихо сказал:
— Знаю лишь одно, Спилет, что в ночь с девятнадцатого на двадцатое октября я не зажигал костра на площадке возле Гранитного дворца, да и нигде в ином месте!
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Все произошло именно так, как предвидел Пенкроф, — чутье не обмануло его. Ветер все свежел и, разразившись бурей, достиг скорости сорока — сорока пяти миль в час; [117] парусники, застигнутые таким ветром в открытом море, обычно спешат взять рифы и убрать брамселя. Было около шести часов вечера, когда «Бонадвентур» пришел на траверз залива Акулы, но начался отлив, и судну не удалось войти в бухту. Капитан Пенкроф, вынужденный держаться в открытом море, при всем желании не мог бы добраться даже до устья реки Благодарения. Итак, зарифив грот и поставив кливер, он выжидал, повернув бот носом к суше.
117
Около 106 километров в час. (Примеч. автора.)