Трилогия о королевском убийце
Шрифт:
— Сегодня она кажется мне другой, — тихо сказал я.
— Как это?
— Не могу сказать. — Я изучал ее склоненную голову и каменные слезы, застывшие на щеках. — А тебе не кажется, что она изменилась?
— Вчера я не разглядывал ее так пристально.
Теперь, когда мы были здесь, шут немного притих. Очень осторожно я положил руку на спину дракона. Отдельные чешуйки были так искусно сделаны, изгиб тела животного был таким естественным, что я почти ждал, что уловлю слабое дыхание. Но это был холодный, твердый камень. Я замер, набираясь мужества, потом прощупал его Даром. Никогда раньше я не ощущал ничего подобного. Не было
— Странно, — прошептал шут.
Будучи соединенным со мной Силой, он улавливал рябь моих ощущений. Его глаза встретились с моими. Некоторое время мы смотрели друг на друга. Потом он протянул к девушке посеребренный палец.
— Нам не следует делать это, — сказал я, но в моем голосе не было уверенности.
Стройная фигура верхом на драконе была одета в куртку без рукавов, гамаши и сандалии. Шут прикоснулся к ее плечу.
Оскорбленный и полный боли крик Силы зазвенел в каменоломне. Шута сбросило с пьедестала, и он тяжело упал на спину на камни у его подножия в глубоком обмороке. У меня подогнулись колени, и я рухнул рядом с драконом. Судя по стремительному потоку ярости Дара, я ожидал, что это создание растопчет меня, как взбешенная лошадь. Инстинктивно я сжался в комок, защищая руками голову.
Это продолжалось одно мгновение, но казалось, что эхо этого крика будет звучать бесконечно, отражаясь от гладких черных глыб, разбросанных по всей каменоломне. Я змеей соскользнул вниз, чтобы посмотреть, что с шутом, когда к нам подбежал Ночной Волк.
Что это было? Нам угрожают?
Я опустился на колени около шута. Он ушиб голову, и кровь стекала на черный камень, но я не думал, что он потерял сознание из-за этого.
— Я знал, что нам не следует этого делать. Почему я позволил ему? — спросил я себя, поднимая шута, чтобы отнести в лагерь.
— Потому что ты еще больший дурак, чем он. А я глупее вас обоих, раз оставила вас одних и поверила, что вы будете вести себя разумно. Что он сделал? — Кеттл задыхалась от спешки.
— Он прикоснулся к девушке на драконе Силой на кончике пальца, — объяснил я и поднял глаза на статую.
К моему ужасу, на ее руке был серебряный след, выделявшийся на бронзовой коже.
Кеттл проследила за моим взглядом и охнула. Она резко повернулась ко мне, взмахнув узловатой рукой, словно хотела меня ударить. Потом сжала ладонь в дрожащий кулак и опустила его.
— Разве недостаточно того, что она навеки заключена здесь в одиночестве и страдании, отрезанная от всех, кого когда-то любила? Вам еще понадобилось причинять ей боль! Как вы могли быть такими жестокими?
— Мы не хотели ничего плохого. Мы не знали…
— Неуемное любопытство всегда оправдывают невежеством! — рявкнула Кеттл.
Тут я почувствовал, что больше не могу сдерживать собственную ярость.
— Не попрекайте меня моим невежеством, женщина! Это вы отказались приоткрыть хотя бы край завесы тайны! Вы намекали, предупреждали и роняли разные зловещие слова, но не спешили
В моих руках слабо зашевелился шут. Волк кружил неподалеку. Теперь он подошел, поскуливая, и лизнул повисшую руку шута.
Осторожно, следи, чтобы он не касался тебя пальцами!
Кто его укусил?
Не знаю.
— Я ничего не знаю, — с горечью сказал я вслух. — Я блуждаю во тьме и приношу боль всем, кого люблю.
— Я не смею вмешиваться! — закричала на меня Кеттл. — А что, если мои слова побудят тебя пойти по неверному пути? Что тогда толку во всех этих пророчествах? Ты должен сам найти дорогу, Изменяющий.
Шут приоткрыл глаза и бессмысленно взглянул на меня. Потом он снова закрыл их и уронил голову мне на плечо. Мне уже было тяжело держать его, а я так и не знал, что же произошло. Я крепче прижал его к себе. Я увидел, что вслед за Кеттл идет Старлинг, нагруженная мокрым бельем. Я повернулся и пошел прочь от них обеих. Уже направляясь к лагерю, я сказал, обернувшись:
— Может быть, именно поэтому вы здесь. Может быть, вы были призваны, чтобы сыграть свою роль. Может быть, она состоит в том, чтобы рассеять наше невежество и чтобы мы смогли исполнить эти ваши проклятые пророчества. И может быть, храня молчание, вы мешаете их исполнению. Но, — я остановился, чтобы говорить как можно более убедительно, — я думаю, вы молчите по собственным причинам. Потому что вам стыдно!
Я отвернулся, чтобы не видеть потрясения на ее лице. Мне было самому неловко, что я говорил с ней в таком тоне. Но это придало мне сил. Внезапно я твердо решил заставить всех вести себя так, как должно. Это была та детская целеустремленность, которая часто доводила меня до беды, но в тот миг, когда мое сердце пришло к решению, злость цепко ухватилась за него.
Я отнес шута в большую палатку и уложил в постель, взял оборванный рукав того, что осталось от рубашки, смочил его в холодной воде и плотно прижал к затылку. Когда кровотечение прекратилось, я осмотрел его и обнаружил небольшую ранку и шишку. Мне все еще казалось, что от этого шут потерять сознание не мог.
— Шут, — тихо сказал я ему. Потом более настойчиво: — Шут!
Я смочил ему лоб водой. Он очнулся и открыл глаза.
— Со мной все будет в порядке, Фитц, — вяло проговорил он. — Ты был прав. Мне не нужно было трогать ее. Но я сделал это и никогда не смогу забыть.
— Что случилось? — спросил я.
Он покачал головой:
— Я не могу сейчас об этом говорить.
Я вскочил на ноги, ударившись головой о крышу палатки и чуть не повалив на себя все сооружение.
— Никто во всей этой компании ни о чем не может говорить! — свирепо зарычал я. — Кроме меня! Я намерен говорить обо всем.
Я оставил шута одного. Он приподнялся на локте и проводил меня взглядом. Я не знал, ошеломило ли его мое заявление или просто позабавило. Мне было все равно. Я пошел прочь от палатки в лес, к пьедесталу, где Верити ваял своего дракона. Постоянный скрежет его меча о камень бередил мне душу. Кетриккен сидела рядом с ним молча, опустив глаза. Ни он, ни она не обратили на меня ни малейшего внимания.