Трилогия о королевском убийце
Шрифт:
Я обнял ее и притянул ее голову к себе. Ночной Волк прижался к нам обоим и тихо заскулил.
— Он любит вас, — сказал я ей, — правда любит. Но судьба возложила тяжкое бремя на вас обоих. Его приходится нести.
— Жертвенный, — выдохнула она и продолжала рыдать, а я держал ее, гладил по волосам и говорил, что все наладится, все непременно наладится, что будет жизнь для них, когда все кончится. И будут дети, дети, которым не будут угрожать красные корабли или злобные амбиции Регала.
Через некоторое время я почувствовал,
Королева в последний раз судорожно вздохнула и отошла от меня. Потом подняла руку и вытерла щеки.
— О Фитц! — сказала она просто и грустно. И это было все.
Я стоял неподвижно, ощущая леденящую пустоту там, где только что мы были вместе. Внезапный укол потери пронзил меня. Потом дрожь страха, когда я понял его источник. Девушка на драконе разделяла наши объятия. Боль ее Дара на мгновение была утолена нашей близостью. Теперь, когда мы разошлись, я вновь услышал далекий и холодный вопль камня, сильнее и громче, чем прежде. Я собирался легко соскочить с постамента, но, приземляясь, споткнулся и чуть не упал. Каким-то образом эта связь отняла у меня силы. Это испугало меня, но я скрыл замешательство и молча довел Кетриккен до лагеря.
Я пришел как раз вовремя, чтобы сменить на посту Кеттл. Они с Кетриккен отправились спать, пообещав прислать шута, чтобы он сторожил вместе со мной. Волк бросил на меня извиняющийся взгляд и пошел вслед за Кетриккен в палатку. Я заверил его, что полностью это одобряю. Через некоторое время вышел шут, потирая глаза правой рукой и держа свою левую слегка согнутой и прижатой к груди. Он сел на камень напротив меня, а я осматривал мясо, чтобы проверить, какие куски пора перевернуть. Некоторое время он молча смотрел на меня. Потом нагнулся и поднял левой рукой сухую ветку. Я знал, что должен остановить его, но вместо этого с любопытством следил за ним. Он бросил ветку в огонь и выпрямился.
— Тихая и славная, — сказал он мне. — Около сорока лет роста, зимой и летом, в бурю и в хорошую погоду. А до этого орех, упавший с другого дерева. И эта нить уходит назад, все глубже и глубже. Не думаю, что мне следует бояться естественных вещей. Опасно только то, что сделано человеком. Нити путаются. А к деревьям будет приятно прикоснуться.
— Кеттл сказала, ты не должен касаться ничего живого, — напомнил я ему, как болтливому ребенку.
— Кеттл не приходится с этим жить. В отличие от меня. Я должен понять, какие ограничения это накладывает на меня. Чем скорее я узнаю, что я могу и чего не могу делать левой рукой, тем лучше. — Он
Я покачал головой, но не смог удержаться от смеха.
Шут засмеялся вместе со мной.
— Ах, Фитц! — тихо сказал он через мгновение. — Ты не знаешь, как много для меня значит, что я еще могу заставить тебя смеяться. Пока я могу развеселить тебя, я могу смеяться сам.
— Удивительно, что у тебя все еще хватает сил шутить, — заметил я.
— Если у тебя есть выбор, смеяться или плакать, лучше смеяться, — ответил он. Потом неожиданно спросил: — Я слышал, что ты выходил из палатки. Потом, пока тебя не было… Я чувствовал кое-что из того, что случилось. Куда ты ходил? Я многого не понял.
Поразмыслив, я сказал:
— Связь Силы между нами становится все сильнее. Вряд ли это хорошо.
— Эльфийская кора кончилась. Хорошо это или плохо, так уж оно есть. А теперь объясни мне, что произошло.
Я не видел особого смысла в отказе и попытался рассказать. Шут несколько раз прерывал меня вопросами, на некоторые из них я не мог ответить. Когда он решил, что понял все, насколько это можно выразить словами, он криво улыбнулся мне.
— Пойдем проведаем эту девушку на драконе, — предложил он.
— Зачем? — спросил я устало.
Он поднял правую руку и пошевелил посеребренными кончиками пальцев, подняв одну бровь.
— Нет, — сказал я твердо.
— Боишься? — подзуживал он.
— Мы стоим на карауле, — сердито ответил я.
— Тогда давай завтра.
— Это неразумно, шут. Кто знает, какое действие это может оказать на тебя?
— Я не знаю. И именно поэтому хочу проверить. Кроме того, какое право имеет шут быть разумным?
— Нет.
— Тогда мне придется идти одному, — сказал он, изобразив тяжелый вздох.
Я не поддался на провокацию. Через некоторое время он спросил меня:
— Что ты такого знаешь о Кеттл, чего не знаю я?
— Примерно то же, что я знаю о тебе, чего не знает она.
— Хорошо сказано. Эти слова могли бы быть украдены у меня. Тебя не удивляет, что круг до сих пор не попытался снова напасть на нас?
— Ты выбрал эту ночь, чтобы задавать неприятные вопросы?
— В последнее время других у меня нет.
— Ну, я смею надеяться, что смерть Каррода ослабила их. Это должно быть огромным потрясением для круга. Почти так же тяжело, как потерять связанного с тобой Даром зверя.
— А чего ты боишься? — настаивал шут.
Этот вопрос я настойчиво отгонял от себя.
— Чего я боюсь? Худшего, конечно. Я боюсь, что они каким-то образом собираются с силами, чтобы обрушиться на Верити. А может быть, они готовят нам ловушку. Я боюсь, что они попытаются Силой найти Молли. — Последнее я добавил с большой неохотой. Это казалось слишком страшным несчастьем даже для того, чтобы думать об этом, не говоря уж о том, чтобы произносить вслух.