Трилогия о королевском убийце

Хобб Робин

Взгляни, тоскливо рыкнул Ночной Волк.

Я чувствовал жар его голода, когда мы смотрели на высокого оленя, который спустился к реке, чтобы напиться. Он поднял увенчанную рогами голову, ощутив наше присутствие, и спокойно посмотрел на нас, уверенный в своей безопасности. Я почувствовал, что мой рот наполнился слюной от мыслей Ночного Волка о свежем мясе.

На той стороне охота будет гораздо лучше.

Надеюсь.

Волк соскочил с высокого берега, спустился к реке и побежал вверх по течению. Я последовал за ним, менее грациозно, по дороге собирая хворост. Идти здесь было труднее, и ветер, наполнившийся речным

холодом, стал резче. Но этот путь был также гораздо более интересным. Я смотрел, как бежит Ночной Волк. Он двигался теперь совсем по-другому. Он потерял значительную часть щенячьего любопытства. Олений череп, который прежде потребовал бы тщательного обнюхивания, теперь удостоился лишь беглого осмотра. Убедившись, что перед ним действительно голые кости, волк двинулся дальше. Он деловито обследовал кучу плавника, чтобы выяснить, не притаилась ли под ней дичь. Он обнюхал также подмытые берега реки, разыскивая следы добычи. Он прыгнул и схватил какого-то мелкого грызуна, осмелившегося высунуть нос из норы под берегом. Потом быстро разрыл лапами нору, принюхался, чтобы убедиться, что внутри никого не осталось, и побежал дальше.

Следуя за ним, я обнаружил, что с нарастающей тревогой смотрю на реку. Чем дольше я глядел на нее, тем все более страшной она мне казалась. Силу и скорость течения можно было оценить по тому, как подпрыгивали в волнах огромные, вырванные с корнем деревья. Я подумал, что шторм должен был быть гораздо сильнее в верховьях реки, чтобы вырвать этих гигантов, а возможно, вода просто многие годы подмывала корни, пока деревья наконец не упали.

Ночной Волк продолжал бежать рядом со мной. Дважды я видел, как он прыгал и прижимал добычу к земле когтями и зубами. Я не знал, что это были за зверьки; они походили на крыс, а гладкая шкурка говорила о том, что они свободно чувствуют себя в воде.

Мясу не нужно имя, заметил Ночной Волк, и я вынужден был согласиться с ним.

Он подбросил свою жертву в воздух и снова поймал ее. Потом яростно потряс мертвого зверька и подбросил его еще раз. На мгновение его простая радость захватила меня. Он удачно поохотился, у него была добыча, чтобы наполнить желудок, и время, чтобы съесть ее без помех. В этот момент тушка пролетела над моей головой, я подпрыгнул, поймал ее и подкинул еще выше. Волк оторвал от земли все четыре лапы, ловко схватил тельце и вызывающе показал его мне. Я бросил на землю охапку хвороста и прыгнул за ним. Он легко ушел от меня, потом остановился неподалеку, дразня зажатой в зубах добычей. Я бросился к нему.

— Эй!

Мы оба замерли. Я медленно поднялся с земли. Это был человек Ника, он стоял на берегу реки и смотрел на нас. В руках у него был лук.

— Собери дерево и возвращайся, — приказал он.

Я огляделся, но не обнаружил ничего, что могло бы вызвать такое раздражение в его голосе. Тем не менее я собрал хворост и вернулся к хижине.

Я нашел Кеттл рассматривающей старый свиток при слабом свете огня и совершенно не обращающей внимания на суетящихся вокруг пилигримов.

— Что вы читаете? — спросил я ее.

— Это Кабал, Белый Пророк, провидец Кимоаланских времен.

Я пожал плечами. Это имя ни о чем мне не говорило.

— С его помощью был заключен договор, положивший конец столетней войне. Три народа объединились в один, соединив также свои знания. Многое из того, что некогда произрастало только на юге Кимоалы, стали выращивать повсеместно. Имбирь, например. И овес.

— Это сделал один человек?

— Один человек. Или два, может быть, если он убедил кого-нибудь еще идти к победе без уничтожения. Вот он пишет о нем: «Этот Дар Алес был Изменяющим своего времени, для сердец и жизней. Он не был героем, но пробуждал героизм в сердцах других. Он не исполнял пророчеств, но открыл двери новому будущему. Такова участь Изменяющего». А выше он писал, что каждый из нас может стать

Изменяющим своего собственного времени. Что ты об этом думаешь, Том?

— Я бы предпочел быть пастухом, — ответил я честно. — Слово «Изменяющий» мне нравится меньше.

В эту ночь Ночной Волк спал у моего бока. Кеттл тихо похрапывала неподалеку от меня, а пилигримы сгрудились в противоположном конце хижины. Старлинг решила спать в другой хижине, с Ником и его людьми. Некоторое время звуки голоса и арфы доносились ко мне с порывами ветра.

Я закрыл глаза и попытался увидеть Молли. Но вместо этого увидел горящий поселок в Бакке и уходящий в море красный корабль. Я присоединился к молодому парню, поднимавшему в темноте парус, чтобы подвести свою плоскодонку к пиратскому кораблю. Он швырнул горящий фонарь на борт корабля и вслед за этим плеснул из ведерка дешевым рыбьим жиром, которым бедняки наполняют фонари. Парус вспыхнул, а мальчик повернул прочь от полыхающего корабля. Позади него вместе с пламенем поднимались к небу проклятия и вопли объятых огнем людей. Я был с ним в эту ночь и ощущал его горькое торжество. У него не осталось ни семьи, ни дома, но он пролил часть крови людей, проливших кровь его родных. Я слишком хорошо понимал слезы, текущие по его улыбающемуся лицу.

Глава 17

ПЕРЕПРАВА

Островитяне всегда смеялись над людьми Шести Герцогств, называя их рабами земли, землепашцами, пригодными только для того, чтобы копаться в грязи. Они презирают Эду, богиню-мать, дарующую обильные урожаи и здоровые стада, из-за того, что она покровительствует оседлым людям, потерявшим, как они полагают, всякое мужество. Сами островитяне почитают только Эля, бога моря. Его не благодарят, именем его клянутся. Единственное благословение, которое он посылает тем, кто поклоняется ему, это штормы и бури, чтобы сделать этих людей сильными.

И тут они недооценивают народ Шести Герцогств, считая, что люди, которые сажают зерно и растят овец, вскоре становятся такими же глупыми и трусливыми, как их драгоценные овцы. Они истребляют жителей побережья и ошибочно принимают их заботу о своих близких за слабость. Той зимой народ Бакка и Бернса, Риппона и Шокса — рыбаки и пастухи, гусятницы и свинари — принял войну, практически проигранную знатью и регулярной армией как свою. Простых людей можно угнетать только до тех пор, пока они не поднимутся, защищая самих себя от чужеземцев или от собственного несправедливого лорда.

Утро следующего дня застало меня больным и дрожащим от сна Силы. Остальные ворчали, говоря о надвигающихся холодах и о том, что нужно спешить. Все мечтали о горячей каше и лепешках, но могли согреть желудки только горячей водой. Я наполнил чайник Кеттл и вернулся, чтобы налить воды в собственную чашку. Я прищурился от боли, роясь в сумке в поисках эльфийской коры. От одной мысли о еде мне становилось плохо. Кеттл прихлебывала свой чай и смотрела, как я строгаю себе в чашку кусок коры. Трудно было заставить себя подождать, пока заварится чай. Невероятная горечь наполнила мой рот, но головная боль почти сразу стала меньше. Кеттл внезапно протянула похожую на птичью лапу руку, чтобы выхватить кусок коры из моих пальцев. Она посмотрела на нее, принюхалась.

— Эльфийская кора! — воскликнула она и с ужасом посмотрела на меня. — Это отвратительная привычка для молодого человека!

— Зато помогает от головной боли. — Я глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и допил остатки чая.

Твердые стружки коры липли к языку. Я заставил себя проглотить их, потом вытер кружку и сунул ее в свой узел. Я протянул руку, и Кеттл неохотно отдала мне кусок коры. При этом она очень странно посмотрела на меня.

— Я никогда не видела, чтобы люди так пили этот настой. Ты знаешь, для чего эту штуку используют в Калсиде?