Трилогия о королевском убийце
Шрифт:
— Очень много. — Теперь Кеттл говорила более уверенно. — Меня поражает, что люди, так плохо обученные — как вы и Фитц Чивэл, — умудрились дойти до этого места. А вырезать в одиночку дракона — это подвиг, достойный песни!
Верити взглянул на нее.
— Сядь. Мне больно видеть тебя на коленях. Очевидно, ты многое можешь и должна сказать мне. — Он расправил плечи и оглянулся на дракона. — Но пока мы разговариваем, я не могу работать.
— Тогда я скажу вам только то, что должно быть сказано немедленно, — предложила Кеттл. Она с трудом встала на ноги. — Я очень хорошо владела Силой. Настолько хорошо, что могла убивать ею, а это доступно не
Верити тихо засмеялся:
— У меня нет Силы, у вас нет Силы… Но если бы она у нас была, мы могли бы помочь друг другу. Женщина, это напоминает узел на веревке, у которой нет концов. Как можно его развязать, если не мечом?
— У нас есть меч, мой король. Фитц Чивэл, Изменяющий.
— А, старая легенда… Мой отец любил ее. — Верити задумчиво посмотрел на меня. — Вы думаете, он достаточно силен? Сила моего племянника Августа была выжжена, и он так и не смог восстановить ее. Иногда мне кажется, для него это было только к лучшему. Сила вела его дорогой, которая мало подходила ему. Я подозревал тогда, что Гален что-то сделал с этим кругом. Но у меня было так много дел… как всегда.
Я почувствовал, что внимание моего короля начинает рассеиваться. Я решительно шагнул вперед:
— Мой лорд, что от меня требуется? Я мог бы попытаться.
— Я не хочу, чтобы ты пытался. Я хочу, чтобы ты сделал. Здесь. Так часто говорил Чейд. Чейд… Большая часть его теперь в драконе, но этот кусочек я оставил. Нужно будет вставить его в дракона.
Кеттл подошла ближе к королю:
— Мой лорд, помогите мне освободить мою Силу, и я помогу вам заполнить дракона.
Что-то было в том, как она произнесла эти слова. Они были произнесены громко, для всех, и тем не менее я чувствовал, что на самом деле только Верити понимает их истинный смысл. Наконец, очень неохотно, он кивнул.
— Я не вижу другого выхода… — сказал он сам себе, — никакого другого выхода.
— Как я могу сделать что-то, когда я даже не знаю, о чем идет речь? — пожаловался я. — Мой король, — добавил я в ответ на сердитый взгляд Кетриккен.
— Ты знаешь не больше нашего, — тихо упрекнул меня Верити. — Сознание Кестрель было выжжено Силой ее собственного круга, и это должно было изолировать ее от Силы на всю оставшуюся жизнь. Ты должен использовать ту Силу, которая у тебя есть, любым доступным тебе способом, чтобы залечить эти рубцы.
— Но я представления не имею, как начать.
Тогда Кеттл повернулась и посмотрела на меня. В ее старческих глазах была мольба. Пустота и одиночество. И жажда Силы, уничтожавшая ее изнутри. Двести двадцать три года, подумал я. Так много лет вдали от родины! Так много лет заключения в собственном теле!
— Но я попробую, — пообещал я и протянул ей руку.
Кеттл помедлила, потом вложила свою руку в мою. Некоторое время мы стояли молча и смотрели друг на друга. Я потянулся к ней Силой, но не ощутил ответа. Я смотрел на нее и пытался сказать себе, что я ее знаю и мне должно быть легко дотянуться до нее Силой. Я привел в порядок свои
Я не знаю, сколько прошло времени. Знаю только, что я испытывал страшную жажду.
— Мне нужно выпить чашечку чая, — сказал я Кеттл и отпустил ее руку.
Она кивнула, стараясь скрыть разочарование. Только отпустив руку Кеттл, я заметил, как высоко над вершинами гор поднялось солнце. Я снова слышал скрежет меча Верити. Кетриккен по-прежнему сидела молча и наблюдала за ним. Остальные куда-то ушли. Вместе с Кеттл мы оставили дракона и пошли вниз, туда, где все еще тлел костер. Я наломал хвороста, а она наполнила котелок. Мы почти не разговаривали, пока грелась вода. У нас еще осталось немного трав, которые Старлинг нарвала для чая. Они завяли, но мы заварили чай и сели пить его. Царапанье меча Верити стало фоном не более заметным, чем жужжание насекомых. Я изучал старую женщину, сидевшую рядом со мной.
Мой Дар говорил мне о сильной и задиристой жизни внутри ее. Я чувствовал ее старческую руку в своей — она была мягкой, за исключением тех мест, где кожа покрылась мозолями от тяжелой работы. Я видел морщины вокруг глаз и в уголках рта. Старая, сказало мне ее тело. Старая. Но мой Дар говорил мне о женщине моего возраста, веселой и безрассудной, открытой любви, приключениям и всему тому, что может предложить жизнь. Жаждущей, но попавшей в западню. Я заставил себя видеть не Кеттл, а Кестрель. Кем она была до того, как ее погребли заживо? Наши глаза встретились.
— Кестрель? — спросил я.
— Я была ею, — тихо сказала она, и я чувствовал, что раны еще не зажили. — Но ее больше нет. Нет уже много лет.
Когда я назвал это имя, я почти почувствовал ее. Я знал, что держу ключ, но представления не имел, где искать замок. Что-то скреблось на краю моего Дара. Я поднял глаза, раздраженный вмешательством. Это были Ночной Волк и шут. Шут выглядел измученным, на него было больно смотреть. Но он не мог выбрать худшего времени для разговора. Думаю, он знал это.
— Я старался держаться подальше, — сказал он тихо. — Старлинг объяснила мне, что вы делаете. Она рассказала мне обо всем, что произошло, пока меня не было. Я знаю, что мне следовало подождать, и то, что вы делаете, жизненно важно. Но… я не могу. — Внезапно он опустил глаза. — Я предал тебя, — прошептал он. — Я предатель.
Мы были связаны Силой, и я ощутил всю глубину его отчаяния. Я пытался пробиться к нему, чтобы он, в свою очередь, узнал, что чувствую я. Его использовали против меня, да, но в этом ведь не было его вины. Однако я не мог дотянуться до него. Его стыд и угрызения совести стояли между нами и закрыли его от моего прощения. Он и сам не мог простить себя.
— Шут! — воскликнул я и улыбнулся ему. Он посмотрел, ужасаясь тому, что я вообще могу улыбаться, а тем более ему. — Нет, все в порядке. Ты дал мне ответ. Ты — ответ.
Я глубоко вздохнул и попытался тщательно обдумать то, что понял. Медленно и осторожно, предупредил я себя, и потом: «Нет! Сейчас! Только сейчас это и можно сделать». Я обнажил свое левое запястье и протянул руку ладонью вверх.
— Прикоснись ко мне, — приказал я шуту. — Прикоснись ко мне Силой на твоих пальцах и увидишь, считаю ли я тебя предателем.