Тринадцать часов
Шрифт:
— А две резаные раны на спине… — Патологоанатом показала два симметричных разреза на лопатках девушки.
— Что?
— Похоже, они появились уже после смерти.
Гриссел кивнул.
— А тут у нас что? Ворсинки… — Доктор Октябрь осторожно орудовала у краев раны пинцетом. — Материал синтетический, темного цвета, не соответствует ни футболке, ни джинсам…
Ндабени наблюдал за криминалистами. Те прохаживались по тропинке, выискивая улики, и, как всегда, ни на секунду не закрывали рот.
— Джимми! —
— По-моему, — сказала доктор Октябрь, — убийца что-то срезал у нее со спины. Скорее всего, лямки рюкзака…
Джимми опустился рядом с ней на колени. Тиффани Октябрь показала ему ворсинки.
— Забирайте, а я пока подожду.
— Хорошо, — ответил Джимми. Они с напарником достали пинцеты и пакеты и принялись осторожно орудовать в ране, не прекращая ранее начатый разговор: — Говорю тебе, это любовь. Аморе.
— Не Аморе, а Амор, — поправил его толстяк Арнольд, вынимая из сумки тонкий и прозрачный целлофановый пакетик и раскрывая его.
— Вы о чем? — поинтересовался Вуси.
— О жене Йоста.
— Какого Йоста?
— Ван дер Вестхёйзена.
— Это еще кто такой?
— Регбист.
— Вуси, он был капитаном нашей сборной!
— Я как-то больше футболом увлекаюсь…
— В общем, у нее такие большие… — Арнольд изобразил пышный бюст. Тиффани Октябрь отвернулась с оскорбленным видом. — Я просто констатирую факт, — словно извиняясь, пояснил Арнольд.
Джимми осторожно вытянул попавшие в рану ворсинки.
— Ее звали Аморе, — сказал он. — То есть «любовь». И вот тут появляется тот тип…
— Что за тип? — спросил Вуси.
— Не знаю. Какой-то тип, который явился посмотреть ее выступление. В общем, хватает он микрофон и говорит: «У тебя самые лучшие сиськи на свете». Так и сказал, и Йосту его слова страшно не понравились. Он очень обиделся.
— Что она делала на сцене? — спросил Гриссел.
— Бенни, ты что, не читаешь журнал «Ты»? Она певица.
— В общем, Йост хватает его после концерта за грудки и говорит: «Не смей так разговаривать с моей женой». А тот типчик отвечает Йосту: «Но у нее ведь и правда красивые сиськи!» — Арнольд громко расхохотался.
Джимми тоже захихикал. Тиффани Октябрь, явно раздосадованная, отошла подальше, к стене.
— А что я такого сказал? — с невинным видом спросил толстяк, косясь на патологоанатома. — Все так и было на самом деле…
— Надо было говорить не «сиськи», а «грудь», — наставительно заметил Джимми.
— Но ведь тот тип сказал…
— А почему Йост просто не прихлопнул его?
— Вот и мне интересно. Он так поставил подножку Джону Лому, что у того зубы повылетали…
— Что за Джон Лом? — спросил Вуси.
— Вуси, какой же ты темный! Лом — крайний нападающий
— Пошевели мозгами! Что ему, по-твоему, делать — подать в суд, что ли? Адвокат того типчика выложит перед судьей пачку журналов «Ты» и заявит: «Ваша честь, вот, взгляните сами, на каждом снимке она вся как на ладони, сверху и до пупа». Не надо быть гением, чтобы понять: после такого вся страна будет обсуждать прелести твоей жены, как если бы они принадлежали им.
— Все правильно. Но все равно, говорю тебе, ее имя произносится «Амор».
— Ничего подобного!
— Ты, наверное, путаешь ее с Аморе Беккер, женщиной-диджеем!
— Нет, не путаю. Я тебе одно скажу: лично я не позволил бы своей жене разгуливать в таком виде.
— У твоей жены не самые красивые сиськи на свете. Если бы они у нее были, если бы она выставляла их напоказ..
— Вы там всё? — спросил Бенни.
— Остались дорожка и стена, — ответил Джимми, вставая.
Вуси подозвал фотографа.
— Когда будут готовы снимки?
Молодой курчавый фотограф неопределенно пожал плечами:
— Посмотрим, как получится.
Не давай ему спуску, подумал Гриссел. Вуси же только кивнул.
— Ну уж нет, — не выдержал Гриссел. — Ее портрет нужен нам до восьми. Это не обсуждается.
Раздраженный фотограф отошел к стене. Гриссел посмотрел ему вслед с отвращением.
— Спасибо, Бенни, — тихо сказал Вуси.
— Вуси, не будь слишком мягкотелым.
— Знаю…
После затянувшейся паузы Вуси спросил:
— Бенни, может, я что-то упустил?
Гриссел понизил голос и, стараясь не обидеть молодого детектива, напомнил:
— Рюкзак. Должно быть, ее ограбили. Деньги, паспорт, мобильный телефон…
Ндабени быстро сообразил, что к чему.
— Думаешь, рюкзак где-то выкинули?
Гриссел понял, что не в силах стоять в стороне. Он бросил взгляд за ограду. На тротуаре скапливалось все больше зевак.
— Вуси, рюкзаком займусь я. Кстати, и муниципалы разомнутся — не все же им стоять на одном месте.
Подойдя к ограде, он обратился к стоящим за ней полицейским:
— Кто здесь главный?
В ответ муниципалы только переглянулись.
— Этот тротуар наш, — заявил цветной полицейский в нарядном мундире, увешанном непонятными значками. Фельдмаршал, не меньше, мрачно подумал Гриссел.
— Ваш?
— Совершенно верно.
Гриссел понемногу закипал. Ему было что сказать о муниципальной полиции в целом, о том, как паршиво они регулируют движение… На дорогах отсутствуют всякие законы! Сдержавшись, он ткнул пальцем в констебля ЮАПС: