Тринадцать ящиков Пандоры
Шрифт:
Мое внимание привлекли колышущиеся прозрачные пирамиды на одном из подносов, который с удивительной легкостью несла худая и юркая девушка. Издалека пирамиды напоминали гору прозрачного желе. Или гигантскую медузу, от которой девчушка время от времени отщипывала сочные куски.
— Что это? — спросил я, когда девчонка одним движением подцепила очередную пирамидку и передала кому-то в толпу.
— На обочине? Мертвец.
— Бросьте, это не смешно. Что это за пирамиды, чем она торгует?
— Водой. — Старик пожал плечами и вытащил из своего
— Вы знали и не вызвали неотложку?
— Зачем? Он же умер. — Старик обстоятельно послюнявил палец и принялся листать страницы.
— Откуда вам знать? — Я подхватил сумку и быстрым шагом направился к толпе. Зачем? Спасти кого-то, кто сейчас там умирал? Убраться подальше от странного старика? А может, убедиться, что он сказал мне правду — и значит, не так уж безумен?
Проталкиваться сквозь толпу было неприятно, даже страшно. Поди знай, от чего умирает этот несчастный. Да и как пробиться через такую уйму народа?
Впрочем, вскоре люди с удивлением и любопытством начали расступаться передо мной — и я увидел пострадавшего.
Мужчина лежал на обочине, завалившись на бок. Никогда раньше не видел, чтобы у африканца была серая кожа. Я присел, взял левой рукой его запястье, пальцами правой попытался нащупать на шее хотя бы намек на пульс.
Ни дыхания, ни пульса не было. Я повернул его голову, приподнял веки — зрачки застыли. Из приоткрытого рта на губу выползла зеленая муха и тут же со звоном взлетела.
Старик оказался прав. Я стоял на коленях рядом с человеком, которого мог спасти, если бы не перешел тогда на другую сторону дороги. Болван ты, Алеш! Тебя учили пониманию, сопереживанию и небрезгливости лучшие профессора и врачи Любляны! И зачем? Чтобы к старости ты высокомерно перешел на другую сторону и тем самым лишил шанса умирающего человека?
Толпа притихла. Они, видно, ждали, что я совершу чудо. А я не мог. Я опоздал. Среди других был и мальчик-попрошайка: он жевал ломоть папайи, обливаясь сладким соком, и наблюдал за мной с неподдельным интересом.
Мне запомнилась поза мертвеца — он лежал на желтой от пыли, чахлой траве. Около старого муравейника, среди мятых, высосанных досуха пластиковых пирамидок и прочего мусора. Одна нога была поджата, а левая рука — вытянута вперед, словно он из последних сил, в отчаянном броске пытался до чего-то дотянуться. Умирая, он последним усилием сгреб в кулак растущую рядом траву. Единственную зеленую, живую кочку среди вытоптанной, выжженной солнцем растительности. И его мертвый, посеревший кулак с торчащей между пальцами сочной зеленью я запомню надолго.
— Псссст! Псссст!
Обернувшись, я увидел здоровенного чернокожего
— Зачем трогал? Кто ты такой?
— Врач… — Я замялся. Какой я, по правде говоря, врач? Уж четверть века — офисный работник, специалист по бумажкам. — Он умер.
— Без тебя знаю! Из какой больницы? Название, адрес?
— Я… Не из больницы. Сюда приехал по делам, на несколько дней.
— По каким делам? К кому? — Он подошел вплотную, небрежно положив пальцы на рукоять. Несмотря на жару, спина у меня похолодела.
— Здесь будет конгресс «Африка. Здоровье. Будущее», может, слышали? Съедутся министры со всей Африки и большие международные начальники. А кто вы? Почему разговариваете в таком тоне? И почему я должен отвечать на вопросы?
Притихшая до этого момента толпа вдруг пришла в движение. Люди дрогнули и подались назад. Каждый старался сделать это незаметно и не спеша, но синхронность произвела на меня впечатление. Видимо, так и начинаются крупные неприятности?
— Я полицейский! А ты, я смотрю, очень наглый белый. Сейчас мы поедем в участок и там выясним, какое отношение ты имеешь к смерти этого человека. — Он оскалился, глядя мне прямо в глаза.
— Он действительно врач, а ты, хотя и с пистолетом, но, вообще-то, без формы. — Вмешался в разговор высокий чернокожий мужчина. На нем были деловой костюм с коротким рукавом, галстук и даже начищенные до блеска туфли. Лицо незнакомца было безжалостно изуродовано оспой. Видимо, он только что подошел, иначе я бы его приметил. — Нечего цепляться! Ты же знаешь, он ни при чем. Он врач, приехал сюда спасать людей. Может, когда-нибудь спасет и тебя.
Полицейский прищурился, постоял несколько секунд, оценивающе меня разглядывая. Потом сплюнул мне под ноги и, указав на труп, еле слышно произнес:
— Больше его не трогай.
Демонстративно отвернувшись, он подошел к потрепанному мотоциклу и сел около него на корточки, устроившись в тени. Зеваки начали расходиться, окончательно потеряв интерес к мертвому и убедившись, что живые их тоже представлением не порадуют.
Незнакомец взял меня под локоть и отвел в сторону:
— Вы или сошли с ума, или первый раз в Африке, если так разговариваете с полицейским.
— Да откуда я мог знать?.. И все же, спасибо! — Я улыбнулся: — А вы почему с ним так разговаривали?
Он засмеялся:
— Мне можно, меня тут знают. Джордж Удиолу, можно просто Джо.
— Алеш Ковач.
Мы пожали руки.
— Вы действительно врач?
— Был сто лет назад. А сюда приехал просто зачитать доклад на конгрессе… — Почему-то мне стало неловко.
— Понятно, — он вздохнул. — Ну а я сам себе и клиницист, и администратор. Больше практик, конечно. У меня сельская миссионерская больница, в восьмидесяти километрах от города.
— А что делаете тут?
— Еду выпрашивать деньги у федеральных толстосумов. — Он посмотрел на часы: — Вы в город?