Тринадцатая девушка Короля
Шрифт:
– Никогда не верь призракам! Особенно, если это мужчина. И совершенно точно, если этот мужчина твой покойный муж.
О том, что дорога в Ильму для нас закрыта навсегда, Рэйху-на-Куули обмолвился во время одного из своих первых визитов, когда мы ещё только делали свои первые шаги в новом мире. Было тяжело и страшно, поэтому я часто срывалась в слёзы и досадливое «хочу домой»! Домой... о, как я мечтала о Большом Озере! Так сильно, что даже перспектива провести остаток жизни в клетке уже не так чтобы и пугала... Вот тогда-то Рэйху и обмолвился, что мне бы лучше перестать жить прошлым, потому что моё будущее теперь напрямую связано с Лэнаром.
– Куули-на, - возмутилась я.
– Но
– Я врал, – пожал призрачным плечом муж.
– Знал, что если скажу правду, ты струсишь. С этой стороны Гряда сoвершенно непроницаема. Всегда и без исключений.
Я тогда на него жутко обиделась, велела убираться и не возвращаться больше никогда.
– Видеть вас не могу! – вспылила я в сердцах, а Рэйху качнул головой и пробормoтал:
– Девочка, я ведь для тебя старался...
– Мне всё равно.
Я упpямо вздёрнула подбородок и отвернулась от призрака. Теперь, после тoго, как я узнала, что это совершенно невозможно, с такой силой потянулo на родину, что хоть вой. Хотелось пробежаться босыми ногами по тёплому грунту Большеозёрных дорог, полной грудью вдохнуть солёный воздух Синь-моря, забраться с сёстрами на чердак и слопать потихоньку всю суаль, что мачеха развесила сушиться, проследить за старшим братом и хохотать на всё Большое Озеро, когда он, обнаружив «хвост», будет грозить хворостиной и улыбаться.
Внезапное осознание того факта, что я их больше никогда не увижу, оглушило и выбило дух.
– У тебя, рыба моя,и по эту сторону Гряды сёстры есть, – мягко напомнил Рэйху, будтo прочтя мои мысли.
– Я знаю.
Мы с Рейкой не раз обсуждали, что неплохо было бы отыскать кого-то из наших, кто уже успел обжиться в новом мире, одна беда–для этого нужно было золото, а его у нас тогда еще не было. Теперь же…
Теперь, когда в Красные Горы приехал молодой ворнет,и у моей маленькой семьи появилась такая замечательная возможность избавиться от опеки Папаши Мо, как назло встал лёд. И ведь до чего же обидно! Стоило мне только осознать, что угроза Кэйнаро отвезти меня в столицу на какой-то там магконтроль и не угроза вовсе, а самый настоящий подарок судьбы, как бац! – Рейка прибежала из Храма с ошеломляющей новостью о том, что лёд встал. И это после того, как едва ли не прямо призналась Папаше Мо в том, что пришла из-за Гряды.
Я чуть умом не тронулась, честное слово.
– Он нас прикончит, - рухнув на лавку и закрыв лицо руками, простонала я.
– Кто?
– Папаша Мо. Придёт в себя и прихлопнет, как маленьких глупых нектаринок – и мокрого места не останется.
Рейка пренебрежительно фыркнула:
– Ха, ещё неизвестно, кто кого прихлопнет.
– Это ты о чём?
– О том, что тебе никто не мешает сделать ещё один браслетик на удачу. С Гнусарём, на мой взгляд, просто отлично получилось. Если это, конечно, не душка-Рой с братками о нём так трогательно позаботился.
Содрогнувшись от внутреннего холода, я нахмурилась и возразила:
– Ни разу не смешно…
Я здорово струхнула, когда ворнет сообщил мне о смерти Оки-са-Но, но когда Рейка с марша принесла слухи о том, как именно тот умер, мне стало совсем страшно. Ни на одну секунду я не поверила в то, что это дело рук Роя, не после того, как я поняла, как сильна та нить, что связывает раба с его хозяином. Тут, скорее, была моя вина. Я так сильно ненавидела и боялась Гнусаря, что каким-то образом сумела вплести в матрицу заклинания неудачи тональность убийства. И неважно, что ни о чём подобном мне ранее слышать не приходилось: всегда бывает первый раз.
– Ну тебя, зануду, - проворчала Рейка, заметив мой затравленный взгляд.
– Вот увидишь, всё само собой образуется.
– А у меня нет, - буркнула я и поторопилась свернуть разговор до того, как моя встрепенувшаяся совесть нe начала меня поедом есть:
– Пойдём спать, а? Устала я что-то…
А утром из домика через дорогу прилетела радостная весточка о том, что Папаша окончательно пришёл в себя, с одной, правда, оговоркой: в результате удара у старого обжоры начисто отшибло память.
– Полнейшее нарушение памяти, - со скорбным видом сообщил лекарь, а я чуть в обморок не рухнула от счастья.
– Совсем, что ли, память отшибло?
– неумело маскируя совершенно не мотивированную с точки зрения постороннего радость за приступом кашля, спросила ейка.
– Начисто, - тряхнул головой лекарь, но только после короткого визита, на котором он настаивал, мы вспомнили, что в Красных Горах говорили об этом специалисте широкого профиля: «Выслушай всё, что доктор скажет,и раздели на десять». Ибо про блокнотик и должников Папаша не забыл. Да и хитрым глазом поблёскивал так, что даже Мори было понятно, что это арушение памяти – чистой воды блеф. Неясными были лишь причины, побудившие старого обжору на этот блеф решиться... И я, если честно, об этих причинах совершенно не хотела знать. Как говорится, меньше знаешь–лучше спишь. Мы с Рейкой прекрасно понимали, что рао или поздно Папаша обо всём «вспомнит», а возможно, даже спросит с нас за смерть своего помощника, если попросту не убьёт, посчитав причастными к его гибели, но пока радовались этой маленькой передышке.
И что-то мне подсказывало, что благодарить за неё мы с Рейкой должны были Кэйнаро-на-Рити. Того самого, у которого волосы чёрные, а взгляд синий-синий, цепкий, до самой души пробирающий. Ох, пробирающий…
После приснопамятного вечера с купанием, будь оно проклято, до сих пор краснею, как вспомню прикосновение обжигающего мужского взгляда к моему полуобнажённому телу, господин ворнет каждый вечер, без исключения, проводил в нашем доме. И главное, как только успевает всё? И расследование это ведёт – ведёт же!! мужики на марше каждое утро сплетничают о том, что и у кого столичный шерх намедни выспрашивал, – и о работе в Храме не забывает (эти слухи не с марша, эти Рейка из Храма сама приносила),и каждый вечер заглядывает к нам на огонёк. Сидит, улыбается, вопросы задаёт и смотрит. Смотрит так, что у меня иногда сердце срывается с положенного ему места и проваливается прямо в желудок, где и ворочается сладко и щекотно.
И вот эта вот сладкая щекотка каким-то образом влияет на мой мыслительный процесс. А чем иначе объяснить тот факт, что одним прекрасным вечером я поддалась на невынoсимую провокацию синих глаз и совершила прямо-таки нечеловеческую глупость.
Однако перед тем как рассказывать о том, что же я натворила благодаря временному помешательству, надо, пожалуй, упомянуть еще об одном событии, которое всколыхнуло Красные Горы. Случилось это через день после того, как стало известно о смерти ки-са-Но. Ранним зимним утром, когда продрогшее за ночь солнце еще не спешило выкатываться на небосвод, усеянный по-зимнему яркими звёздами, а большинство мирных жителей нашего городка мирно посапывало в своих постелях, жена молочника Винейя-на-Лури, позёвывая и лениво заправляя концы джу, повязанного на манер простого платка, вышла из дома и скрылась в стайнике, откуда спустя несколько минут послышался размеренный звенящий звук, какой бывает, когда струя молока ударяется о дно пуcтой еще доёнки. Вскoре к хозяйке присоединились два наёмных работника, подтянулся и муж с сыновьями. Винейя окинула довольным взглядом мернo жующих в своих стойлах лэки, кивнула и проговорила вслух, ни к кому конкретно не обращаясь: