Тринадцатая гостья

Данилова Анна

Я снова вспомнила Тони и тот яркий солнечный день, когда я прилетела к нему в Варну. Радо уехал, мы остались одни в доме. Тони объяснил мне, что пожениться мы пока не можем, ему всего шестнадцать лет, он просто выглядит так мужественно и кажется постарше. Меня это ничуть не смутило.

– Но мы все равно поженимся. Нас родственники мои поженят. У нас будет свадьба!

А потом он исчез. Приехала машина, его кто-то позвал, он, поцеловав меня и шепнув: «Canim, я сейчас…», ушел. Я прождала его до вечера. Слонялась по пустому, новому, пахнущему штукатуркой и свежестругаными досками дому – и ждала, ждала. Нашла в холодильнике кусок брынзы, она показалась мне самой вкусной едой на свете.

А ночью приехали какие-то люди, целая компания или, точнее, семья.

– Я – майка на Тони, – сказала мне полноватая женщина в черных брюках и золотистой кофте.

А

потом на ломаном русском она начала рассказывать мне какую-то удивительную историю о том, как много их семья потеряла из-за любви Тони ко мне. Что он должен был жениться на богатой девушке из их племени (а тогда я не понимала, о чем вообще идет речь!), а Тони как с ума сошел – влюбился «в Интернет».

…Эмин высадил меня возле больницы и уехал, сказав, что, когда мне надо будет обратно домой, я должна дать ему сигнал. Здесь это принято – не звонить, как звонят нормальные люди, а посылать унизительные сигналы: мол, у меня нет денег, но я хочу с тобой поговорить, набери мой номер…

– Добре, я позвоню, – сказала я, оглядываясь в растерянности и еще не понимая, в какую сторону мне идти. Я имела самое смутное представление, где же тут поблизости расположено отделение Western Union.

И в эту самую минуту в моем кармане прозвучало характерное «дзынь-дзынь»: пришло сообщение. Соня прислала код. Набор цифр. И тут же я неподалеку от себя увидела банк с черно-желтой рамочкой – Western Union. С бьющимся сердцем я вошла в банк и протянула в окошко свой телефон с открытой эсэмэской-кодом и паспорт. Паспорт – документ – number is one. Я до сих пор думаю, что Тони погиб из-за моего паспорта, вернее, спасая меня. Он очень хотел, чтобы мой паспорт всегда был при мне. Они у меня его отбирали, а он приносил его обратно. Я знала, что его бьют, у него серьезные проблемы с родителями, промышлявшими такими же русскими дурочками вроде меня, что они воспользовались его любовью ко мне, моим приездом в Варну, чтобы потом через меня выуживать у моих родителей деньги. И мое счастье, что у меня не было золотых коронок на зубах, иначе их бы вырвали чуть ли не в первый же день. И эту показушную свадьбу они сняли на пленку специально для того, если мои родители все-таки заявятся сюда, в Болгарию, в консульство. Свадьба – целый спектакль. Это удивительно, что я вообще дожила до нее! У меня на нервной почве… Нервная почва… Нас же разлучили с Тони! Меня оставили в этом доме, а его увезли в неизвестном направлении. Из-за нервов у меня тело покрылось лишаями. Стали выпадать волосы, болеть зубы. Пропал аппетит. Они звонили моим родителям в Москву и просили денег на мое лечение. Это был кошмар, который я никак не могу забыть!!!

Девушка в окошке спросила меня: выдать ли мне деньги в евро или в левах? Я сказала – тысячу в левах, остальное в евро. Постаралась, чтобы мой голос звучал обычно, как будто бы время от времени я получаю приблизительно такие же суммы. А почему бы и нет?

Я уложила все деньги сначала в хрустящий пакет, потом в сумку (это мое ноу-хау) – на случай, если в мою сумку попытается залезть вор, я услышу хруст…), вышла из банка, поплотнее запахнула пальто и вошла в первое попавшееся кафе. Еще недавно вдоль Славянского бульвара под огромными, дивно пахнущими цветущими липами стояли столики кафе, они тянулись от «Русского памятника» к отелю «Мадара», казалось, это одно огромное кафе. Теперь же стоял октябрь, все зонтики, стулья и столики были убраны внутрь ресторанов, кафе и закусочных, но особой грусти почему-то этот факт у меня не вызывал. Я всегда считала, что в каждом времени года есть своя прелесть. Если летом, в жару, хотелось укрыться под тенью лип и каштанов, оказаться поближе к фонтанам, то сейчас, когда на улице стало пасмурно и шел дождь, да и холодно было, очень даже приятно было зайти в теплое кафе, устроиться за столиком и заказать горячий шоколад или кофе. И смотреть сквозь стекло из тепла на стужу, на улице кутавшихся в плащи и пальто людей, на мокшие под дождем кроны облетавших деревьев.

В кафе было тихо, за соседними столиками сидели в основном женщины – они пили кофе, курили и тихо переговаривались между собой. Женщины в Болгарии совершенно не похожи на нас, русских. Во-первых, они намного миниатюрнее, стройнее и практически не носят платьев и юбок – одни штаны. Во-вторых, я заметила некоторую особенность – они гораздо менее открыты, чем мы, русские, подчеркнуто вежливы и держат дистанцию, и весь их внешний вид, начиная от взгляда и заканчивая манерой держаться, свидетельствует об их неистребимом высокомерии. Когда к ним начинаешь обращаться на русском (я

уверена, что они отлично все понимают, поскольку многие учили в школе русский язык, это во-первых, а во-вторых, наши языки вообще очень близки), то многие, слыша простое обращение к ним, настораживаются, хмурят брови и говорят, что они тебя не понимают. Да просто не хотят понимать! Хотя некоторые охотно вступают в разговор, улыбаются, и, как правило, все без исключения произносят одну и ту же фразу, смысл которой сводится к следующему: я вас понимаю, но сказать ничего не могу…

Но мне не было дела до высокомерных болгарок. Пусть себе пьют кофе, тянут одну чашку целое утро! Мне надо было сосредоточиться и составить план действий. Для этой цели я положила утром в сумку блокнот. Ведь мало того, что мне надо было каким-то образом пристроить своих животных и кур, мне требовалось поехать в Софию, в немецкое консульство. Вот это было, пожалуй, самым сложным и опасным делом. Я боялась, поскольку моя болгарская виза была просрочена и меня вообще могли арестовать. Да и, учитывая щепетильность немцев, трудно было предположить, что мне светит шенгенская виза. Но в Германию мне уже хотелось. Да и деньги были у меня на руках. Не скажу, чтобы они прямо так уж жгли мне руки, но я понимала, что колесо закрутилось и, раз я согласилась принять эти деньги, значит, я просто обязана поехать в Мюнхен.

Живя в полной изоляции в деревне и ни с кем не общаясь, я ни у кого не могла спросить, как можно добраться до Германии. Обращаться с подобным вопросом к посторонним (да хотя бы к тем женщинам, дымившим тоненькими сигаретками за соседним столиком) было тоже как-то не с руки. Мне ничего другого не оставалось, как заняться этим непосредственно на вокзале, откуда частные фирмы отправляли микробусы, автобусы или просто такси в Европу.

Я допила кофе, расплатилась и вышла из кафе. Подумала, что таскаться с такими деньгами по Шумену опасно, а тем более, отправляться на вокзал, который кишит разношерстной публикой, среди которой непременно отыщется пара-другая карманников. Поэтому я вошла в первый же попавшийся мне на пути банк, открыла счет и положила на него четыре тысячи евро, после чего на такси добралась до вокзала. Весь нижний этаж здания автобусной станции, расположенной на одной площади с железнодорожным вокзалом, представлял собою ряд застекленных мини-офисов частных транспортных фирм, торговавших билетами в Германию, Францию, Голландию, Грецию, Турцию, Испанию, Италию. Я вошла в одну из таких стеклянных кабинок, увидела сидевшую за столиком девушку. Подошла к столику и вдруг поняла, что не знаю, что ей сказать, с чего начать разговор. На языке вертелось: «А нямам виза…» (У меня нет визы.) Она похлопает ресницами и пожмет плечами – ей-то нет дела до моей проблемы. Она может только оформить мне билет до любой европейской страны. Но для этого ей понадобится моя личная карта (самый главный документ всех болгар – пластиковая карта с личным номером). Или загранпаспорт. Это при условии, что я – болгарская подданная. А так я кто? Да никто! И звать меня никак.

– Моля. – Я присела на стул перед девушкой и заглянула ей в глаза. – Аз имам проблема. Голяма (большая) проблема. Аз нямам шенген-виза. Мне надо в Германию, понимаете?

– Разбирам, – тихо ответила мне болгарка, и несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.

– Может, вы познаете кого, кто может отправить меня в Германия? Аз имам пари. (Я имею деньги.)

– Чакай малко (подожди немного)… – Она привычным движением поднесла телефон к уху, набрала номер одним нажатием. И я услышала быструю знакомую речь – она была, оказывается, турчанка. Из знакомых мне слов я уловила только «виза», «Алмания», «паспорт», «пари»…

– Чок тешекюр (спасибо большое). Гёрюшюрюз. (Увидимся), – сказала она напоследок в трубку, потом с самым серьезным видом обратилась ко мне: – Голям камион…

Я понимала. Речь шла о большой грузовой машине, фуре. Мне предлагалось поехать в такой огромной машине, в грузовом отсеке. Я и раньше слышала, как русских девушек переправляли таким образом из Болгарии в Турцию – на заработки…

– Хиляда ойро (тысяча евро), – сказала она мне извиняющимся тоном. – Имаш таки пари? (У тебя есть такие деньги?)

– Имам.

– След пет минути тука. (Через пять минут здесь.)

– Мои пари в банка.

– На Алмания – утре, сутринта (В Германию завтра, утром), – сказала мне девушка-спасительница.

– Добре, – согласилась я. Это было как раз то, что нужно. До завтра у меня была еще уйма времени, я успею собраться.

Минут через пятнадцать в офис заглянул молодой симпатичный турок. Увидел меня и уставился, как если бы мы с ним были знакомы.

– Ты – Наташа? Из Страхилицы? – спросил он, удивляясь, на вполне сносном русском.