Тринадцатая сказка

Сеттерфилд Диана

— Надеюсь, вы не заблудитесь на обратном пути, — сказала я.

— Да уж как-нибудь выберусь, — буркнул водитель, сопроводив эти слова новым пожатием плеч.

Как я и предполагала, ворота оказались запертыми. Не желая вызывать у таксиста подозрения, я сделала вид, что ищу ключи в сумке, и рылась в ней все то время, пока он разворачивал машину. Лишь дождавшись, когда он отъедет подальше, я перелезла через ворота, пользуясь поперечными перекладинами как лесенкой.

Задняя дверь была не заперта. Я стянула ботинки, отряхнула снег с пальто и повесила его на крючок. Пройдя через пустую кухню, я направилась прямиком в комнату Эммелины, где рассчитывала

застать мисс Винтер. Разжигая в себе злость, я готовилась бросить ей в лицо вопросы и обвинения касательно судьбы Аврелиуса и той женщины, чьи останки шестьдесят лет пролежали в руинах Анджелфилда. Хотя внутри меня бушевала буря, продвигалась я в полной тишине: ковры легко поглощали звук моей поступи.

Не постучавшись, я толкнула дверь и вошла в спальню.

Шторы на окне были задернуты. Мисс Винтер сидела у постели Эммелины. При моем появлении она вздрогнула и подняла на меня странно мерцающий взгляд.

— Останки! — громким шепотом выпалила я. — В Анджелфилде нашли скелет!

Я вся обратилась в зрение и слух, нетерпеливо дожидаясь ее реакции, вольного или невольного признания вины. Не важно в какой форме, будь то слово или жест. Я готовилась уловить малейший признак.

Между тем в атмосфере комнаты присутствовало нечто, настойчиво пытавшееся отвлечь мое внимание.

— Останки? — переспросила мисс Винтер.

Ее лицо было белее мела, а в глазах распахнулась безбрежная океанская ширь, способная поглотить без остатка всю мою ярость, даже того не почувствовав.

— Ох, — сказала она.

«Ох». Какое богатство значений в одном-единственном слоге! Страх. Отчаяние. Сожаление и покорность судьбе. Было там и облегчение, но какое-то безрадостное. И еще горе: очень давнее и глубокое.

А затем все то же назойливое отвлекающее нечто так разрослось в моем сознании, что в нем уже не осталось места для чего-либо иного. Что это было? Оно явно не имело отношения к драме с найденными останками. Оно было здесь еще до моего вторжения. Секунду-другую я пребывала в растерянности, после чего все мелкие детали, которые я машинально подметила, входя сюда, объединились в цельную картину. Атмосфера в комнате. Задернутые шторы. Водянистая прозрачность глаз мисс Винтер. И наконец бесследное исчезновение того стального стержня, который до сих пор казался мне основой ее сущности.

Теперь мое внимание сосредоточилось на одной вещи: я старалась расслышать дыхание Эммелины — знакомый звук легких волн, перекатывающих морскую гальку. Но я ничего не услышала.

— О нет! Она…

Я опустилась на колени рядом с постелью.

— Да, — тихо произнесла мисс Винтер. — Она ушла. Несколько минут назад.

Я всмотрелась в пустое лицо Эммелины. Никаких изменений. Ее шрамы не утратили свой багровый цвет; линия ее губ была все так же перекошена; ее глаза оставались такими же зелеными. Я дотронулась до вывернутой, испещренной пятнами кисти: кожа ее была еще теплой. Действительно ли она умерла, покинула нас безвозвратно? Мне было трудно в это поверить. Быть может, она ушла не совсем, оставив что-то после себя в нашем мире? Неужели нет никакого заклинания, волшебного талисмана, магического средства, способного ее вернуть? Неужели мои слова уже не смогут ее догнать?

Теплота ее руки — вот что дало мне надежду на то, что она еще может меня услышать. Это тепло пробудило во мне слова, которые нетерпеливо вырвались из моей груди и зазвучали у самого уха Эммелины:

— Найди мою сестру, Эммелина. Пожалуйста, найди ее. Передай, что я ее

жду. Скажи ей… — Мое горло было слишком узко, чтобы свободно пропустить поток рвавшихся из меня слов; я уже ими захлебывалась. — Скажи, что я по ней тоскую! Скажи, что я ужасно одинока! — Слова стремительно уносились к границе между мирами, вдогонку за Эммелиной. — Скажи ей, что я не могу больше ждать! Скажи ей, пусть она придет!

Но я опоздала. Мы с ней уже находились по разные стороны границы, невидимой и неумолимой, о которую с налету, как птицы об оконное стекло, разбивались мои слова.

— Бедное дитя…

На плечо мне легко опустилась рука мисс Винтер и оставалась там все то время, что я кричала и плакала над бесполезно погибающими словами.

Понемногу слезы высохли. У меня осталось еще несколько слов, готовых последовать за своими собратьями.

— Мы были близнецами, — сказала я. — Она была здесь — смотрите…

Я задрала край джемпера и повернулась к ней правым боком. Мой шрам. Мой полумесяц. Серебристо-розовый, перламутрово-полупрозрачный. Линия раздела.

— Она была здесь. В этом месте мы с ней соединялись. Но нас разделили. И она умерла. Она не смогла жить отдельно от меня.

Я почувствовала, как пальцы мисс Винтер скользнули по полумесяцу на моем боку; глаза ее были полны сострадания.

— Дело в том… (вот они, самые последние из всех слов, после которых мне уже не надо будет ничего говорить), — что я тоже не могу жить отдельно от нее.

— Дитя… — Взгляд мисс Винтер держал меня на своих океанских волнах.

Я перестала думать. Поверхность моего сознания обрела гладкую неподвижность. Но под этой поверхностью, в глубине, нарастало беспокойство. Это напоминало мощное подводное течение. Много лет разбитый бурей корабль пролежал на дне с грузом истлевших останков. И вдруг он сдвинулся с места. Я его потревожила, и он своим движением породил водоворот — тучи песка и мути поднялись со дна, яростно кружась в темных глубинах.

Все это время я оставалась под магией взгляда мисс Винтер.

И вот медленно, очень медленно, муть стала оседать, и глубинное волнение ослабевало — медленно, очень медленно. И наконец потревоженные останки вновь упокоились в своем подводном саркофаге.

— Однажды вы спросили меня про мою историю, — напомнила я.

— И вы сказали, что у вас ее нет.

— Теперь вы знаете, что она есть.

— Я никогда в этом не сомневалась. — На лице ее промелькнула слабая улыбка. — Приглашая вас сюда, я уже имела представление о вашей истории. Я прочла ваш очерк о братьях Ландье. Хорошая работа. Вы были очень убедительны в описании подсознательной связи между братьями. Я сразу подумала: тут есть что-то личное. И по мере чтения вашего очерка во мне росла уверенность, что у вас есть близнец. Вот почему я выбрала вас на роль своего биографа. Потому что если бы я после стольких лет вранья начала обманывать и вас — просто по инерции, — вы смогли бы меня уличить.

— И я действительно вас уличила.

Она кивнула — спокойно, без удивления.

— Давно пора. Что вы теперь знаете?

— То, что вы мне рассказали. Побочная линия сюжета, как вы это именуете. Вы рассказали мне историю Изабеллы и ее близнецов. А побочная линия — это Чарли и его извращения на стороне. Вы неоднократно упоминали «Джен Эйр» как намек. Книга о чужой девочке в семействе. О бедной родственнице, лишившейся матери. Но я до сих пор не знаю, кто ваша мать, и каким образом вы очутились в Анджелфилде.