Тринадцатая жертва
Шрифт:
– У тебя было лицо маньяка. Каменное, глаза пустые. Смотришь, а не видишь.
– Я и есть маньяк. Маньяк-мститель. Только тебе моя месть не грозит. Ты же порядочная девушка?
Нинель уткнулась носом в тарелку. Оставшееся время мы говорили ни о чем – я рассказывал напарнице, как сделать из испорченного негатива конфетку. После кофе мы вернулись в редакцию. Нинель снова села за машинку.
В этот день Перси Фелпс порадовал меня еще двумя пленками со сборищ местной элиты. Правда, теперь он милостиво разрешил мне промыть и высушить снимки.
– Надо,
Фелпс вышел, придерживая камеры на плече.
Грохот пишущей машинки резко смолк. Нинель посмотрела на часы:
– У тебя есть еще работа, Питер? Может, свалим домой?
– Еще час остался вроде как, – неуверенно ответил я.
– Босс не против, когда его подчиненные уходят раньше, если нечего делать. Но когда аврал, приходится задерживаться допоздна. Так ты как?
Я согласился, повесил на шею камеру и рванул вслед за Нинель. Как назло, в холле мы встретили Ольсена. Он курил и что-то обсуждал с охранником. В пепельнице дымилась груда окурков.
– Вы уже навострили лыжи? – босс ткнул пальцем мне в грудь.
– Я закончил все дела на сегодня. Подумал, что проку сидеть просто так?
– Джентльмен берет вину на себя? Догадываюсь, кто смущает молодые умы, – Ольсен глянул исподлобья на Нинель. Она выдержала тяжелый взгляд. – Но я не против. Марш отсюда! Нечего распускать уши.
Мы выскочили на улицу и бросились к трамвайной остановке.
– Догоняй! – смеялась Нинель.
И я побежал за ней со всех ног.
Показался трамвай. Заходящее солнце блеснуло на лобовом стекле жидким пламенем. Нинель перемахнула рельсы. Я же, ослепленный, наступил во что-то скользкое, рухнул на спину и распластался, задыхаясь от боли. На меня, закрывая небо, надвигалась черная, страшная тень. Мир утонул во мраке, лишь отполированный обод колеса сиял, точно карающий меч правосудия.
Отчаянно завизжала Нинель. Заскрежетали по рельсам тормозные колодки. Нет, поздно. Приговор приведен в исполнение. Острый, как нож гильотины, гребень, коснулся шеи. Но сверкающее колесо больше не вращалось. Трамвай замер. Теперь я видел светло-серые цилиндры тяговых электродвигателей, прикрученных к тележке толстыми болтами.
Нинель продолжала кричать. Кто-то, видимо, водитель, заглянул под вагон и облегченно вздохнул.
– Жив? – раздался радостный мужской голос.
Вагоновожатый за ноги вытянул меня на мостовую.
– В какой-то степени.
Я кое-как поднялся и первое, что сделал – раскрыл футляр и достал камеру. Фотоаппарат уцелел: падая, я инстинктивно прижал его к груди.
Нинель затихла. Она вздрагивала, глядя на меня, как на выходца из преисподней.
– Вот оно, – пролепетала журналистка. – Вот… Оно…
– Что оно?! – вскричал я, но Нинель ничего не сказала.
Я несколько раз щелкнул затвором – сфотографировал и Нинель, и трамвай, и даже вагоновожатого. Он коснулся носком ботинка темного пятна на асфальте.
– Масло, –
– Вы не будете вызывать дорожную полицию? – едва слышно спросила Нинель.
– Зачем, мисс? Пострадавших нет. Все обошлось. Нет, если вы хотите провести несколько часов в полицейском участке, то я позвоню…
– Все в порядке! – торопливо выкрикнул я, схватил Нинель за руку и втащил в вагон. – Вперед!
Теперь я поймал на себе испуганно-удивленные взгляды пассажиров. Пожилая женщина на переднем сиденье ахнула. Нинель достала носовой платок и вытерла мне шею.
– У тебя след от колеса. Черный, до самого уха. Сейчас все в порядке… вроде бы.
Трамвай вздрогнул и покатил по Парк-Авеню. Я хотел расплатиться за проезд, но кондуктор замахал руками:
– Что вы, молодой человек! Вы такое пережили, что не дай Бог! Уж имеете право разок прокатиться бесплатно.
Тогда я отдал дайм за свою спутницу.
Очевидно, Нинель жила дальше от редакции, чем я. Перед остановкой я спросил, могу ли я ее проводить.
– В другой раз, – кокетливо ответила она. – По-моему, знакомиться с родителями еще рановато.
– Но я вовсе не это имел в виду!
– Вы, мужчины, всегда имеете в виду одно и то же, – Нинель провела ладонями по бедрам. – И все же я дойду сама. До завтра, Питер!
Я поцеловал ее маленькую руку с тонкими, чуть приплюснутыми на кончиках, пальцами. Нинель кивнула, принимая недвусмысленный знак внимания. Как только трамвай остановился, я вышел и медленно побрел по освещенной фонарями аллее. Далеко впереди желтела яркая точка – окно в доме миссис Хантингтон. К своему удивлению, я добрался до заветной калитки без приключений.
Глава 9. Нападение
Тетя Эдна набросилась на меня с порога:
– Питер! Питер! Я тебя еле дождалась! У меня беда! – запричитала она.
– Что-то случилось?
– Сломался стул! Мой любимый стул, он со мной уже сорок лет. Это единственное, что осталось от свадебного гарнитура. Память о счастливых временах…
Несколько секунд я переваривал сказанное. Потом вздохнул с облегчением:
– Давайте сюда ваш стул. Попробую его подлатать.
– Это может подождать, Питер. Может, сначала поужинаем?
Разумеется, от макарон по-флотски, заправленных томатным соусом, я не отказался. После мы долго пили кофе. Ни я, ни расстроенная миссис Хантингтон за время трапезы не произнесли ни слова. Наконец тетя Эдна показала мне сильно покосившийся резной стул. Казалось, «поставить его на ноги» сможет только квалифицированный столяр. Но все оказалось не так плохо.
Миссис Хантингтон проводила меня в мастерскую. Осмотрев стул внимательно, я заметил, что лопнули болты, которыми сиденье крепилось к спинке. Обод, стягивающий ножки, тоже отвалился – выпали саморезы. Я заменил болты и дополнительно укрепил стул уголками.