Тринадцатый апостол
Шрифт:
Сарками посмотрел на него с презрением.
— Бог мой, Гил. Твое высокомерие ошеломляет. Ты-то уж точно не верховный цадик. Ибо это я.
ГЛАВА 66
День двадцать пятый, сумерки
Главный вестибюль библиотеки музея Израиля,
Иерусалим
Гил ждал снаружи на ступенях лестницы и в наступающей полумгле, щурясь, поглядывал на часы. Он подождет еще минут пять. Сарками назначил встречу в малом конференц-зале, но
Он перехватит Сарками здесь, ведь все равно сообщить ему нечего. Старик сам настоял, чтобы Гил отдохнул пару дней. Вот два дня и пропало. В кромешной тоске, когда нечего делать, только сидеть сложа руки и вспоминать о Сабби.
Гил, собственно, и согласился на перерыв лишь потому, что не знал, что ему делать дальше. А Сарками, видно, знал. Но если сириец — верховный цадик, почему бы ему просто не забрать у него свиток? Гил пожал плечами. Все это чересчур глупо, а сам он ничтожество, и не больше.
Он сел на ступени и опустил голову между ног.
— Плохо чувствуешь себя, а? — спросил Сарками.
Гил не видел и не слышал, как тот подошел к нему. Гил отер холодный пот со лба тыльной стороной ладони.
— Должно быть, что-то съел, — ответил он.
— Или что-то гложет тебя.
Гил вскинул голову в знак протеста, но у него не было ни сил, ни желания спорить. Кроме того, как обычно, старый ублюдок попал в точку.
Он взглянул в глаза Сарками. Забавно, но он никогда не замечал в них печали. Или сочувствия. По крайней мере к себе.
Сарками кивнул, и это единственное движение побудило Гила уступить тому, чему нельзя было больше противиться.
Боль тут же нахлынула. Сильная и внезапная боль. Из его груди вырвался беззвучный вопль. И прямо там, на ступенях лестницы, посреди людного музейного комплекса Гил вдруг разрыдался, взахлеб, бурно, так, как никогда еще не рыдал в жизни. Сила рыданий удивила его самого, хотя Сарками, кажется, ожидал чего-то подобного.
— Хорошо, — произнес Сарками.
Он терпеливо стоял рядом, пока не затих первый приступ, потом взял Гила за руку и повел в библиотеку. Золотистый свет конференц-зала, казалось, приветствовал их, а воздух был таким же прохладным и свежим, как вечерний воздух снаружи.
— Очень хорошо, — сказал Сарками, помогая Гилу сесть в кресло.
Сам старик устроился напротив него за столом, потом откинулся и спокойно стал ждать, не задавая вопросов.
— Я это сделал, — сказал тихо Гил. — Я убил ее. Если бы я не…
Существовало столько фраз, которые начинались с «если бы я не…», что он растерялся. Если бы он не отмел подозрения Сабби насчет Джорджа, они могли бы остановить его, пока у них было время. Если бы Гил не посмеялся над ее утверждением, что глобальная поисковая система может работать в двух направлениях, то, возможно, он выбросил бы свой карманный компьютер, который, теперь в этом нет сомнений, позволял Джорджу следить за каждым их перемещением. Если бы он не зациклился на своих ощущениях, а прислушался к ней, когда она заподозрила, что Джордж еще жив… Так много «если бы», но это
Гил снова разрыдался. Он плакал над всем, что он совершал и не совершал, оплакивая последствия своей заносчивости и свое будущее без Сабби.
— Хорошо. Эти два дня прошли с толком, — прошептал больше словно бы для себя Сарками.
Он повернулся к Гилу:
— Ты все сделал правильно. Жертва очищает душу. Это первое из трех деяний, которые тебе надлежит совершить, для того чтобы свиток нашел дорогу к тому, кому он предназначен.
— Я думал, что это ты, — обвиняющим тоном произнес Гил. — Ты сказал, что ты верховный цадик, а Сабби говорила, что свиток предназначен верховному цадику, тогда почему бы тебе просто не забрать у меня эту проклятую штуку?
— Жертва очищает душу, — повторил Сарками, словно Гил ничего не сказал. — Это первое из трех деяний, которые тебе надлежит совершить.
— Что ты имеешь в виду? Что Сабби должна была умереть, чтобы ты мог принять свиток, или что ее смерть это и есть моя жертва?
— Ни то, ни другое, — ответил Сарками. — Смерть Сабби не была твоей жертвой. И не ее, если уж на то пошло. Жертва подразумевает потерю личного, а не внешнего плана. Потерю уверенности в том, что ты во всем прав, а остальные всегда ошибаются, потерю иллюзии, что все в твоих руках.
Что-то в словах Сарками проняло Гила. И в то же самое время ужаснуло его.
— Сабби потеряла человека, которого знала как себя, пережив изнасилование и смерть подруги, — продолжил Сарками. — Это первое превращение не было ее выбором, оно сделало ее меньше, а не больше. К счастью, она снова изменилась, на этот раз это был ее выбор. После того, как она убила своего насильника.
— Ты имеешь в виду, когда она убила своего насильника, — поправил Гил.
— Нет, я имею в виду то, что сказал. Убив своего мучителя, она не утратила ничего. И вполне могла остаться такой, какой сделалась после изнасилования. Жертву Сабби принесла уже после убийства.
— После? — переспросил Гил.
— Да, после. Совершив первый акт мести, она отказалась от своего намерения отомстить остальным. Для нее это была огромная жертва. Существовало немного шансов, что ей не захочется довести дело до конца.
— Но… — поторопил его Гил.
— Но вместо этого она выбрала другой путь и не осталась тем хищным животным, в которого они превратили ее. Она предпочла посвятить свою жизнь чему-то более значительному, тому, во что веришь.
— Она считала, что ты спас ее в день убийства. Ты это знал? — спросил Гил.
— Она спаслась сама.
— Она сказала, ты убедил ее, что жить стоит, — продолжил Гил.
— Это сделал я, это же сделал и ты.
— Я?
— Да, — подтвердил Сарками. — Обнаружив в Уэймутском монастыре то, что должен был обнаружить.
Свиток. Сарками прав. Именно к нему так стремились и она, и Сарками, и Ладлоу. Именно его поискам они отдавали все свое время и силы. И он нашел его для нее, для всех них. И для себя тоже.
Из сердца Гила исчезло чувство вины. Он дал Сабби нечто более ценное, чем мог дать ей кто-либо другой. Рыдания облегчения уже готовы были вырваться из груди его, но он подавил их. Имелось еще кое-что, что он должен был выяснить.