Тринадцатый двор
Шрифт:
Был такой начальник Ленинградского УНКВД по фамилии Заковский. Он Рокоссовского лично пытал.
— А как же Михаил Кольцов? Он писал, что Рокоссовский всё это время находился в Испании под псевдонимом Мигель Мартинес.
— Это ложь. В марте сорокового, по ходатайству Тимошенко, Рокоссовского реабилитировали, восстановили в правах, в партии, в должности. Поехал той же весной в Сочи с семьей. В том же сороковом получил погоны генерал-майора. Вернули место командира в своём пятом кавалеристском корпусе. Вот так. Два или три суда было. Все это время он проторчал во внутренней
— А что этот садист? Должно быть. Тоже до высоких чинов дослужился?
— Тот, что будущего маршала пытал? Заковский Леонид Михайлович. Настоящее имя — Штубис Генрих Эрнестович.
— Немец?
— Латыш.
— Какими глазами он, гад, потом на Рокоссовского смотрел?
— А не смотрел.
— Стыдно было? Совесть мучила?
— Об этом ничего не известно. В апреле тысяча девятьсот тридцать восьмого года его уволили из НКВД, исключили из партии, арестовали.
— Так ему и надо.
— Разумеется, все это проходило в обратном порядке. Арест, исключение и так далее. Он был обвинен в создании латышской контрреволюционной организации в НКВД. А также в шпионаже в пользу Германии, Польши, Англии. Расстрелян двадцать девятого августа тысяча девятьсот тридцать восьмого года. По приговору ВКВС на Коммунарке.
— Вот это да! Вот это судьбы!
— Времечко ещё то было. С легким паром, Георгий.
— Спасибо, — поблагодарил Грешнов и за деньги, и за «легкий пар», потрясенный услышанным не менее Сани.
Коренастый Сушко не унимался:
— Так ты скажи мне определённо, кто командовал Первым Белорусским? Рокоссовский или Жуков?
— С Первым Белорусским такая же неразбериха была. Образован был двадцать четвертого февраля сорок четвёртого года. А пятого апреля того же года — упразднён. И через одиннадцать дней, пятнадцатого апреля, восстановлен и просуществовал до конца войны. В его состав входили: третья, десятая, сорок восьмая, пятидесятая, шестьдесят первая, шестьдесят пятая и шестнадцатая воздушная армии. Сначала фронтом командовал генерал армии Рокоссовский. С июня сорок четвёртого — уже маршал Рокоссовский. И командовал он по ноябрь сорок четвертого. С ноября, до конца войны фронтом командовал маршал Жуков. Теперь понятно?
— В общих чертах.
— Молодец. Чтобы Георгий не томился, давай на посошок с ним выпьем.
«Вот тебе и живи, сколько хочешь», — поднимая стаканчик, думал Юра, — «молодцы!».
Грешнов и предположить не мог, насколько болезненным будет расставание с квартирой, в которой жил все последние годы. Но не ползать же на коленях. Умоляй, не умоляй, всё равно, не оставят. Судьбу антикварной мебели и других оставшихся вещей Юра всецело вручил на рассмотрение новых хозяев. С собой, уходя, взял только документы. Отправился к матушке, так сказать, налегке.
На прощание он крепко пожал руки Сане и Александру, ещё раз поблагодарил за деньги.
Глава 2
Долгая дорога к отчему дому
Дорога к отчему дому неспешным шагом занимала минут сорок. Юра
Миновал портретную галерею у здания бывшего райкома. Это была доска почёта лучших людей округа. Вторым справа, в белом костюме красовался доктор философии, занимавший должность генерального директора похоронной конторы.
Переходя по мосту автостраду, Юра с тоскою взглянул на поезд, медленно двигавшийся вдоль перрона той станции, где не собирался останавливаться.
В окнах вагонов были хорошо различимы лица пассажиров. Женщина в белом парике ела курицу, мальчик в рубашке с короткими рукавами и очках пил газированную воду.
Мелькнула мысль: «Вскочить бы на подножку и уехать в неведомую даль». Отставной майор справился с этим желанием только тогда, когда последний вагон исчез из вида.
Подходя к дому, в котором он родился и провёл юность, Грешнов стал свидетелем безобразной сцены. Физически крепкий молодой человек двадцати лет схватил за ворот джинсовой куртки молодую девушку и тянул её туда, куда той явно не хотелось идти.
Ни молодого человека, ни девушку Юра не знал, но пройти мимо насилия не позволяло воспитание.
— Оставь её, — попросил Грешнов молодого человека.
Насильник, игнорируя обращённые к нему слова, продолжал внушать своей жертве:
— Сейчас пойдем ко мне! И эту ночь ты проведешь у меня!
Юра дал злодею пинка.
— Ты что, не слышишь меня? Я с тобой разговариваю.
— Слышу! — заорал молодой человек, стараясь напугать сильным голосом. — Иди, куда шёл! Хозяйничать будешь у себя дома!
Он сделал попытку оттолкнуть Грешнова, уперев пятерню в его лицо.
От растопыренных пальцев Юра легко уклонился и нанёс нападавшему точный короткий удар «под дых». И настолько удачно попал, что не успел даже сказать: «Вот мой дом», как злодей повалился на землю и застонал.
Спасённая девушка убежала, не поблагодарив, что Грешнова не сильно расстроило.
Юра склонился было над поверженным насильником, чтобы оказать ему первую помощь, но тот уже пришёл в себя и от протянутой руки отказался.
За спиной отставного майора послышались аплодисменты. Это был брат Василий, по прозвищу Шалопут.
— Сердцем чувствовал, что скоро вернёшься, но что с таким триумфом.
Братья Грешновы зашли в магазин, купили бутылку водки, колбасу, хлеб и пошли в овраг, на левый берег реки Сетунь.
Там Василий наломал сучьев, развел костер, тут же выкопал картошку с чужого огорода для запекания в углях. И братья стали пить, есть, беседовать.
— Обвиняют меня, что я сочиняю истории, — говорил Шалопут после первой, — так я же этим удовлетворяю насущную потребность человечества в осмыслении жизненного опыта. Раньше где мудрость искали? В философии, науке, искусстве. Посредством их изучения старались достичь знания, открывающие понимание жизни. Но кому сейчас нужна философия и всё остальное? Время ускорилось. Только в анекдотах мудрость и черпают. А кто первый анекдотист? Ваш покорный слуга.