Тринадцатый двор
Шрифт:
— Как ты мог? — спросил у него старший брат.
— Да иди ты, — выругался, покрасневший от стыда Шалопут и сам пошёл вслед за убежавшими приятелями.
Юра остался один.
— Не ожидал, Георгий, в такой компании тебя увидеть, — посетовал Бурундуков и радушно пригласил. — Что ты стоишь, как чужой? Заходи.
Глава 3
Всё возвращается на круги своя
Шагая за Борисом Борисовичем, Юра проследовал на знакомую с детства кухню, излюбленное место посиделок и бесед.
В доме учителя математики всегда был свежезаваренный чай и мёд. Собственно, из-за сладкого
Директор комиссионного отвёл в своём магазине уголок, где продавалось всё это многообразие сладкого сиропообразного вещества, вырабатываемого пчелами из нектара. Народный целитель Мартышкин представил на эту продукцию гербовое медицинское свидетельство, в котором говорилось, что чудо-мёд излечивает от всех болезней, включая ещё не открытые наукой.
А Борис Борисович определил, что сладкое сиропообразное вещество мёдом не является. А так как учительскому слову верили, то весь купленный товар вернули в магазин. Пришлось директору возвращать людям деньги.
Спросите, откуда у учителя математики такое знание мёда? Всё просто. Бурундуков родился и вырос на пасеке и о пчелах знал всё и всегда, невзирая на препятствия, Борис Борисович старался держать ульи. Не изменил себе, даже проживая в городской квартире.
Пчелиные домики стояли у него даже на подоконниках. В нижней части оконных рам были сделаны проходы, соединенные с летками ульев. Пчелы через эти проходы в рамах попадали на улицу и возвращались домой. И всегда у учителя математики был свой натуральный мёд.
Грешнов выпил чашечку ароматного душистого чая, хотел рассказать Борису Борисовичу о последних годах своей жизни, но им не дали побеседовать.
Раздался долгий настойчивый звонок в дверь, хозяин квартиры привычно легко оторвался от чаепития и пошёл открывать.
— Кто это в третьем часу ночи? — с напускной строгостью спросил он.
— Это я, твой сосед, Валерка Бахусов, — донеслось из-за двери, — открывай.
Бурундуков пустил ночного гостя и проводив его на кухню, предложил чая с мёдом.
Валера поздоровался с Юрой, размешал мёд в чашке и стал жаловаться:
— Хорошо у тебя, Борисыч, спокойно. А у меня — чёрт знает что. Пришёл с работы, зашёл в уборную, а бумаги нет. Только вчера на сливной бачок новый рулон поставил. Сынульки уже израсходовали. И всё отец плохой. Не кормит. Скоты неблагодарные! Вот я всё думаю, почему на свете царит такая несправедливость? Батя мой так избил мать по пьянке, что она от побоев умерла. Нас с братом смертным боем бил, хотел, чтобы людьми стали. Но не случилось. Батя умер от цирроза, а братишка в расцвете лет погиб. Свои же друзья из-за куска мяса зарезали. Жена моя, Капитолина, умерла от несчастного случая. толкнул-то её несильно, а она поскользнулась и головой о подоконник. Гематому заработала. Попала в больницу. а там известное дело — врачи зарезали. Ответь мне, Борисыч, почему жизнь — такая глупая штука? Вот живу я и не знаю, зачем. Не знаю, зачем другие живут, да и нужно ли им в таком случае жить? Тебе скажу, как на духу. Моя бы воля, я бы всех — в газовую камеру.
— И сыновей своих? И меня?
— Тебя — в первую очередь.
— За то, что деньги тебе последние безвозвратно даю?
— За это. И за то, что ты, имея много денег, живёшь, как нищий.
—
— И на мёде, — злорадно поддел учителя его бывший ученик.
— И на мёде, — согласился учитель.
— Тем более заслуживаешь газовой камеры. А ещё называешься заслуженным. Не заслуженный ты, а — так себе. Хотел сказать другое слово, но промолчу. Не ругаться я пришёл, и даже не взаймы просить. Горе у меня, Борисыч. Врачи, будь они прокляты, метастазы у меня нашли. Что делать? Подскажи. Может, свечку поставить или ведьмака какого найти, чтобы заговор надо мной прошептал? У меня же дети. Умру, кто кормить их станет? Почему таких, как ты, никчёмных, болезни стороной обходят? А люди весёлые, заводные, болеют и умирают? Брат Аркадий ушёл в расцвете лет, никому зла не сделал. Упрёт, бывало, с мясокомбината свиную ногу, — обязательно со всеми поделится. Отец скончался совсем молодым, помнишь его?
— Я всё помню. Даже твою торжественную клятву у его гроба. Что ты говорил? Что ни капли водки больше в рот не возьмешь, и своих детей никогда даже пальцем не тронешь. Как же громко ты клялся.
— Так на то они и клятвы, чтобы их нарушать, — засмеялся Бахусов. — Я же всё это по молодости говорил. Был глуп, с годами отца стал понимать. В стране нашей не закладывать за воротник, — дело немыслимое. А детей растить без рукоприкладства нельзя.
— Так чего же ты хотел? — искренно удивился Борис Борисович. — Пошёл след в след по отцовской дороге, думал к другому результату прийти?
— Да, — громче прежнего засмеялся Валера. — Если честно, думал — к другому. А хотел я автослесарем на автобазу устроиться. И хорошую справку у Мартышкина купил. Так нет же, заставили анализы сдавать. А там — метастазы. Эх, нет и не будет счастья на земле.
— Сегодня я твоему младшему за его «осеннюю работу» поставил «отлично».
— Значит, не останется на второй год, как мы в свое время с Генкой? Три года с Гамаюном в седьмом классе просидели, — обрадовался Валера.
— У тебя способный парень растет и будет учиться со своими сверстниками.
— Весь в меня. Бывало, отец пьёт, буянит, ни днём, ни ночью от него покоя не было. Утром сваришь бульон, отнесёшь матери в больницу. Перед самым уроком учебник полистаешь, вспомнишь, — и в дневнике «пятёра». Значит, не всё так плохо? Может, Андрюшка, чиграшек мой, в люди выбьется? — В глазах у Валерия Николаевича затеплилась надежда.
Проводив Бахусова, Борис Борисович сказал:
— Намучался я с ними в своё время. Правду он сказал. У Валеры был друг, Гена Гамаюн, так они у меня три года в седьмом классе просидели, не хотели учиться. Они с пятьдесят третьего года. А ты?
— С шестьдесят третьего, — ответил Юра.
— Вас уже за уши не тянули, на второй год не оставляли. Ставили тройку в восьмом классе и — иди, гуляй. А теперь вот опять оставляем. Всё возвращается на круги своя.
— Не всё, — подумав, сказал Юра.
Ночную тишину двора нарушил красивый сильный оперный баритон, исполнявший арию Трубадура из мультфильма «Бременские музыканты».
— «Луч солнца золотого…» — выводил певец в ночной тиши.
— Что это? — спросил Юра.
— У Павла Терентьевича нашего новый друг, — смеясь, ответил Бурундуков. — Это первый муж Зины Угаровой, он рулады выводит. Устроился рабочим на мусоровоз. Пока водитель загружает контейнеры, он поёт.