Тринадцатый император. Дилогия (Авторская версия)
Шрифт:
При взгляде на лежащие перед ним бумаги Петр Даниловича охватил озноб. Это были отнюдь не те бумаги, которые он писал ранее. Но не это было самое страшно — там было ВСЕ! АБСОЛЮТНО ВСЕ! Даже то, что он и сам бы не вспомнил даже под страхом смертной казни.
— Но позвольте, я же у господина штабс-капитана уже писал… — жалко пролепетал помещик.
— Ну так, для нас же главное что — ваше искреннее раскаянье-с и готовность искупить, так сказать, — залопотал Яков Вениаминович, в глазах которого появились хитрые искорки, как у лисы, смотрящей на жирную курицу, — мы понимаем, что условия здешние-с… так сказать, не способствуют. Могли забыть-с что-нибудь,
На этих словах Лейфман выжидательно уставился на поднявшего дрожащей рукой перо Красновского. «Не выйти! Пока все не отдам, не выйти! — с отчаянием понял Петр. — Что же мне, опять в камеру? Нет уж, только не это! Но что же делать, что делать?»
«Счета европейские! Вот оно! — озарило вдруг его. — Их-то они не изымут! Они в банках английских, не наших! Там писулька эта силы иметь не будет!» Обрадованный неожиданно найденным решением, Петр Данилович пододвинул к себе бумаги, окунул перо в чернильницу и вывел на листах размашистую роспись.
— Ну вот и чудненько! — ловко выхватил у него бумаги Лейфман и тут же присыпал их песочком. — Кстати, вы знаете, что творится? — снова тараторил он. — После того как поляки и прочие заговорщики покушались на государя и убили наследника-цесаревича, императрица-то наша, принцесса английская, при смерти, а матушка ее королева Виктория, верите ли, в ярости! Указала английским банкирам конфисковать деньги изменников. Правда, те пока без своего интереса не соглашаются, а наши-то чины высшие в делах таких не еще освоились, гневаться изволит. Петр Данилович, да что с вами?! — испуганно прервал свою речь начальник бюро.
Пораженный страшной вестью, Красновский без сил упал на спинку стула. У него вдруг перехватило дыхание. Покраснев, он судорожно пытался сделать вдох, но лишь впустую хватал ртом воздух, как рыба, вытащенная на берег.
— Что это с вами, милостивый государь-с, — забеспокоился Лейфман глядя на посеревшего лицом собеседника. — Неужто вы еще не знали?! Это ж во всех газетах писали, еще седмицу назад. Ах да, вы новостей слышать не могли…
— Помогите! Яков Вениаминович, богом прошу, помогите! — отдышавшись, плаксиво зашептал Красновский. — Не оставьте детей без пропитания! Не погубите! Отдайте бумаги с подписью моей. Надеялся я на счета английские, когда бумаги подписывал. Не знал, что выданы они будут. Помогите, бога ради! Я в долгу не останусь, десятую часть состояния отдам, нет пятую…
— Да, что вы, что вы! Я же на государевой службе, как можно-с… — замахал руками старый чиновник.
— Треть! — судорожно выдохнул Петр Данилович.
Глаза Лейфмана враз посерьезнели. Он задумчиво посмотрел на арестанта и как бы нехотя сказал:
— Предложение ваше… конечно, интересное-с, но бумаги подделать никак нельзя, Кротов дознается. Въедливый он больно. Может, вас устроит перевод к другому следователю, а потом месяца через два…
Красновский замотал головой, попадать в руки следователей снова ему отнюдь не хотелось.
— Может, барон R. вас заберет? — перебирал варианты Лейфман. — Он едет завтра в Бельгию, вклады остальных заговорщиков по доверенностям изъять, с сопровождением-с. А вас ведь все равно высылают… Выйдете завтра отсюда, сходите в банк к моему знакомому, он вам поможет счета в Англии закрыть и перевести их в Banque Liegeoise. Поедете с бароном, в Бельгии снимете деньги и заживете припеваючи.
— Да. Да, — ухватился
— Ну и чудненько. — Старый еврей ловким движением вынул из ящика стола еще одну кипу документов и пододвинул их вместе с чернильницей и пером к Петру. — Заполняйте-с бумаги, а я пока вам набросаю записку для моего знакомца в банке.
Некоторое время оба деловито шуршали перьями. Лейфман справился быстрее и терпеливо ждал, пока Красновский закончит ставить свои вензеля на бумагах. Как только бывший арестант закончил, чиновник протянул ему сложенный вчетверо листок.
— Вот вам, Петр Данилович, рекомендательное письмо к моему старому знакомцу — Арону Гольдману из русского представительства Английского банка. Я вкратце описал ваши… затруднения-с, он вам окажет необходимую поддержку. Только вот вам сразу векселя на предъявителя надо будет написать, на нас с Ароном и на господина барона. R. слывет человеком неподкупным, а значит, меньше чем за треть общей суммы он участвовать в вашей судьбе не согласится-с.
— Не забуду, ваше превосходительство, Богом клянусь, не забуду. — Постоянно кланяясь и прижав бумаги к груди, Красновский задком выскочил из кабинета.
— Ты уж поверь, не забудешь… — еле слышно сказал начальник финбюро в уже закрывшуюся дверь. И на лице старого еврея снова появилась лисья усмешка.
Петр Данилович действительно так до конца жизни и не смог забыть «доброту» старого еврея. Светящийся от счастья, он на следующий день после освобождения ринулся в русское представительство Английского банка. Знакомец начальника финбюро, Арон Израилевич Гольдман, такой же старый и горбоносый, как и его тюремный единородец, быстро и качественно оформил все бумаги по переводу счетов Красновского из Английского банка в бельгийский Liegeoise. И взял себе за услуги вполне по-божески — всего 10 % от общей суммы. Обещал на днях свести с господином бароном…
Но вот едва Петр Данилович вышел из здания банка, как тут же лицом к лицу столкнулся с нарядом казаков, возглавляемым все тем же Кротовым. Ни слова не говоря, Красновского скрутили и отконвоировали в столичный порт, посадили на старую ветхую баржу и в обществе таких же, как и он, несчастливцев, воспользовавшихся указом 8–08, отправили в ближайший европейский порт — прусский Данциг. Прибыв через два дня в Пруссию, бывших заговорщиков так же молча выгрузили в порту, после чего согнали в кучу и объявили, что им согласно указу императора Николая была дарована замена смертного приговора на выдворение за пределы Российской империи без возможности возврата. Что и было выполнено, а теперь, мол, они предоставлены сами себе.
Ошарашенный, ничего не понимающий Петр Данилович первым делом, конечно, отправился в Данцигское представительство бельгийского банка Liegeoise. Отправился не один, а в толпе таких же, как и он, бывших арестантов. Еще на барже Красновский по отрывкам приглушенных разговоров понял, что не одному ему «помогли» Яков Вениаминович и Арон Израилевич.
В отделении бельгийского банка ему пришлось выдержать настоящий бой за возможность первым проскочить в зал. Охрана банка грамотно отсекла основную массу голосящей толпы, но нескольким счастливцам все же удалось проскользнуть в здание. Одним из них был Петр Данилович. Ни по-немецки, ни по-голландски Красновский, конечно, не говорил, но с клерком кое-как удалось договориться на французском.