Тринадцатый ковчег
Шрифт:
Майра чуть не ахнула, услышав запретные слова. Когда пришел Конец, Поверхность погибла, и думать иначе было греховно.
Деккер бросил на Джону укоризненный взгляд.
— Шанс, не более. Откуда тебе знать?
Бишоп кивнул:
— Деккер прав. Если поднимемся, можем погибнуть…
— Останемся — тоже погибнем, — отрезал отец.
Бишоп точно получил оплеуху. Его взгляд заметался между Деккером и Джоной.
— Джона… — пролепетал Бишоп, поправляя сползшие на нос очки. — Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, мы совершенно точно здесь
В кабинете повисла гробовая тишина, Майра затаила дыхание. Деккер и отец обменялись полными тревоги взглядами.
— Так ты еще не сказал ему, Джона?
— Не был уверен, что могу полностью доверять.
— Ну что ж, Бишоп доказал свою преданность, — заметил Деккер. — После того, что стало с Картером, он заслуживает знать правду. Мы все повязаны.
Помрачнев, отец замолк. Ему явно было непросто продолжать. Тогда Деккер ободряюще положил ему руку на плечо и произнес:
— Давай, ему можно доверять… Все равно уже ничего не изменишь.
Сделав глубокий вдох, отец наконец произнес:
— «Анимус» ломается.
Бишоп спал с лица.
— Но… ты уверен?
— Более чем: уровни по всем параметрам падают, и это объясняет длинные очереди в Больницу. Люди жалуются на головные боли, тошноту, головокружение, их рвет, наваливается усталость, одышка… Аллергены тут ни при чем, это гипоксия. И это еще не самые опасные симптомы, худшее впереди.
— Не понимаю, — произнес Бишоп, заламывая руки и точно пытаясь защититься от неизбежного. — Что такое гипоксия?
Деккер вмешался:
— Это значит, что все мы тут задыхаемся.
— Разве нельзя починить машину? — спросил Бишоп у отца Майры. — Ты же главный инженер!
— Уж поверь, я пробовал, — заверил его Джона, ускоряя шаг. — Пытался чуть ли не весь прошлый год. Клянусь Оракулом, я не знаю, как работает эта штуковина. Основатели знали, но они давно мертвы.
— Нет–нет… я не верю, — запинаясь, пролепетал Бишоп.
Майра тоже не могла поверить в услышанное, однако отец никогда не ошибался. Особенно если дело касалось машин. И да, было кое–что еще: она сама с недавних пор испытывала некоторые из симптомов. Винила в этом аллергены, но теперь–то поняла, что причина намного страшнее: в колонии заканчивается кислород.
— Скажи ему, сколько нам еще осталось, — попросил отца Деккер.
— Самое большее — восемь месяцев, затем параметры упадут совсем низко. — Судя по тому, каким тоном произнес эти слова отец, времени могло оставаться куда меньше.
— Кто–то должен известить Синод! — воскликнул Бишоп.
Отец уронил плечи, как будто груз ответственности, что лежал на нем, внезапно обрел реальный вес.
— Я отправился к ним сразу, как понял, что происходит. Выслушав меня, Синод удалился на закрытый совет, а после отец Флавий передал их решение: мол, грехами мы навлекли на себя очередной Конец. Синод постановил, что требуется больше жертв — так мы облегчим нагрузку на машины и задобрим Святое Море.
— Это же безумие! — вскинул руки Бишоп.
— Вот и я так
— Отец Флавий сказал, что на все воля Оракула, — продолжал отец. — О возвращении на Поверхность я даже заикаться не стал. Меня бы на месте арестовали.
— Кто еще знает? — спросил Бишоп.
— Никто. Даже инженеры, — сказал отец. — Я один наблюдаю за «Анимусом». Синод взял с меня клятву молчать. На секунду мне показалось, что отец Флавий готов бросить меня в тюрьму, чтобы я не проболтался, но кто–то ведь должен следить на «Анимусом».
— Выходит, оранжевый флаг над входом в Больницу, аллергены… — догадался Бишоп, — это просто легенда, придуманная Синодом, чтобы объяснить симптомы. Они скрывают правду, опасаются бунта в колонии. Восстания.
— Самое время, черт подери! — выругался Деккер. — Восстание — вот что нам нужно.
Джона покачал головой:
— Нет, слишком опасно. Патрульные всех прижали к ногтю. Кратос с нами не пойдет, разве что изгои… Да и большинство демоса встанет на сторону Синода. Нас просто сметут. Но даже если каким–то чудом мы победим, сумеем свергнуть Синод, то времени уже не остается. Его слишком мало.
Отец остановился и взглянул на товарищей.
— Если хотим выжить, выбор у нас только один.
— Поверхность, — д огадался Бишоп.
— Точно! — подтвердил отец и опустился на колени, затем достал из тайника чертежи и разложил их на столе.
— Смотрите, мы уже составили планы.
— Хорошо, поднимемся мы наверх — и что дальше? — спросил Бишоп. — Вдруг там пусто и нет жизни? Или хуже, вовсе нет суши, а кругом одна вода? Скажи, как тогда быть?
— Я поднимусь на Поверхность, — упрямо произнес отец. Приняв решение, Джона уже не отступался от него. — Это последний шанс. Ну, кто со мной?
Тишина стала ему красноречивым ответом.
— Джона, я с тобой, — сказал наконец Деккер. — Сам знаешь. Однако если что–то пойдет не так, мы окажемся в Святом Море, как Картер. Да, и еще остается решить вопрос с Маяком.
Майра навострила уши и вплотную припала к решетке, стараясь рассмотреть и расслышать людей внизу получше. Отец оторвал взгляд от чертежей:
— Верно, как раз хотел поговорить об этом. Бишоп, расскажи остальное…
Бишоп кивнул:
— По просьбе Джоны я прошерстил архивы в поисках упоминаний о Маяке. Уже готов был сдаться, пока не наткнулся на старые фотографии Элианны Уэйд. Их не уничтожили и не изъяли, потому что они были сделаны уже после Конца.
Деккер с Джоной обнадеженно переглянулись.
— Это старшая дочь Элайджи Уэйда? Первого президента и одного из основателей? Звучит многообещающе.
— Да, это она, — подтвердил Бишоп.
Порывшись в кармане, он извлек на свет фотографию.
— Снято на заре существования нашей колонии. — Он указал на первую девочку на снимке. — Вот это Элианна, а это ее младшая сестра Сари. Я не уверен на все сто процентов, но кажется, что на руке у Элианны браслет, по описанию похожий на Маяк.