Тринадцатый ковчег
Шрифт:
— Знаете, капитан, вы будете правы, если разозлитесь. Я вот, например, зла. Это же неправильно, вся чертова система фальшива! Как можно называть тот спектакль, который устроил Виник на мостике, трибуналом? Он извратил правосудие! Пошел наперекор всему нашему учению.
— Гнев завтра не поможет, — напомнил Аэро. В Агогэ им постоянно внушали: воину важно иметь ясную голову, не поддаваться эмоциям.
— Вы так уверены? — сверкнув глазами, спросила Рен.
— О чем ты?
— Просто… вдруг эмоции на самом деле — это не так уж и плохо? Может, их вытравливают из нас потому,
Сказано это было четко и громко, Аэро даже испугался, как бы не услышали часовые. Или — что хуже — как бы каюта не оказалась нашпигована жучками — за разговором мог следить Виник. Аэро не хотел, чтобы с Рен случилась беда, однако ей, похоже, было глубоко плевать на возможные неприятности: она бы с радостью отдала жизнь за ценности, в которые так искренне верила.
— Ладно, согласен… я зол, — признался Аэро. — Не зол даже, а в ярости. Просто у меня лучше получается скрывать эмоции. Они есть у всех, не у тебя одной, Рен. Ты не умеешь прятать их так хорошо, как остальные.
Рен улыбнулась и слегка зарделась.
— Спасибо, приятно слышать. Однако сейчас мне положено облегчать ваши страдания, не наоборот.
Аэро сделалось не по себе от ее взгляда. Он снова увидел в нем проблески… чего–то запретного. Еще недавно эта мысль заставила бы его ужаснуться и в то же время наполнила бы трепетом. Да, он и Рен обручены с другими, но втайне Аэро всегда хотел в нареченные ее. Однако… нареченные никогда не учатся вместе и не служат в одном отряде. Между ними не должна возникать эмоциональная привязанность.
Но теперь в Аэро что–то изменилось, и он уже не был уверен, что может стать прежним. Аэро вспомнил имя: Майра Джексон, девушка из другого мира, с которой они слились, стали одним целым — благодаря Маякам. Эмоции — особенно такие опасные, как любовь, — на корабле были строго запрещены, но сердце Аэро сладко заныло, забившись быстрее. Он разрывался между Рен — лучшим другом и верным партнером — и Майрой, которую встречал всего однажды во сне, но с которой ощущал прочную связь. Его накрыло волной смятения. Аэро решил для себя: пусть даже Рен испытывает к нему чувства, он не будет ее обманывать. Он отвел глаза и, прокашлявшись, спросил:
— Это все?
Рен посмотрела на золотой браслет у него на запястье.
— Ну и… каково это?
В ее голосе отчетливо звучало любопытство. Аэро подумал, как объяснить то, чего словами не выразишь.
— У меня в голове звучит тысяча голосов, и все пытаются говорить одновременно. Верховные командующие, носившие Маяк… как–то сохранились в нем.
— Наверное… сбивает с толку?
Аэро кивнул:
— Есть и плюсы: я слышу голос отца, чувствую его присутствие… Правда, еще не знаю, как сосредоточиться на каком–то одном голосе.
Теперь он понимал, какое бремя нес отец и как Маяк его изменил. Понимал, почему отец прервал Штерновы поиски и развернул корабль в сторону Земли: Аэро постоянно и неудержимо, до боли в сердце тянуло вернуться к Первому ковчегу.
— Ничего, еще научитесь управлять им, как фальшионом, — пообещала Рен. — Помните, как мы учились очищать разум и сосредотачиваться на клинке? В общем, я вчера навестила вашего друга
Аэро подумал, что, наверное, этот особый дар есть и у Майры — вот почему у них возникла такая связь.
— Откуда оружейник знает все это?..
— Вчера, пока вы были без сознания, он пришел и осмотрел Маяк. Рассказал, как долго учил вашего отца различать отдельные голоса.
— Постой… отец общался с оружейником?
— Он благоволил к вам обоим. А что в этом такого?
Аэро был вынужден признать, что ничего. За последние сутки мир Аэро перевернулся с ног на голову, случилось столько всего поразительного, но самым невероятным оказалось то, что отец заботился о нем. Аэро много раз представлял, как когда–нибудь отец признает его сыном, но сомневался, что это когда–либо случится. И уж конечно, Аэро не мог ожидать, что вслед за этим, через секунду, отцовское сердце перестанет биться.
— Оружейник больше ничего не говорил… об отце?
Рен покачала головой:
— Только обещал заглянуть сегодня вечером и забрать фальшион на подзарядку. Вот сами его и расспросите.
Аэро ощутил неимоверную усталость, веки налились свинцом, и он подумал: «Как же я завтра одолею Виника?»
Закончив перевязку, Рен сказала:
— Ну вот, готово.
Но не успела она встать с койки, как Аэро поймал ее за руку.
— Рен, не знаю даже, как тебя благодарить. Без твоей помощи я… я бы давно уже погиб от руки Виника.
— Можете для начала пообещать кое–что.
— Что же?
— Что заставите предателя страдать, — прошипела лейтенант. В глазах ее зажглось пламя ярости. — За Старлинг, за Тристана… и за вашего отца.
— Клянусь жизнью, он заплатит! — Аэро улыбнулся, и Маяк вспыхнул. — Можно мне теперь стакан воды? — с надеждой в голосе добавил он.
Рен усмехнулась:
— Вот видите, чувство юмора кого угодно очарует.
— Не уверен. Ты ведь так и не налила мне воды.
— Это потому, что вы забыли сказать «пожалуйста».
— Черт, ты злоупотребляешь ролью сиделки, — проворчал Аэро. — Я ведь не навечно к койке прикован. Скоро тебе снова придется исполнять мои приказы.
— Так точно, сэр, — четко отсалютовала Рен. — Но пока вы в моей власти.
— Ну хорошо… пожалуйста, — закатив глаза, попросил Аэро.
Рен наконец уступила, и он с наслаждением выпил еще воды. Ничего вкуснее он прежде не пробовал и, наконец, утолил жажду сполна.
Оружейник пришел ночью, как раз когда Аэро очнулся от сна, в котором снова оказался на Криптии, закованный в лед, и снова повстречал жуткую тень. Майра, правда, не пришла, и Аэро вспомнил, как она прощалась с ним в прошлый раз: «Может, завтра… а может, и никогда… но я надеюсь на лучшее…» Аэро все ждал ее, а снег тем временем завалил его по самый подбородок, рот, нос. И вот когда Аэро уже задыхался, тень накинулась на него и поглотила всего, целиком.