Тринадцатый знак
Шрифт:
Дело же действительно поглощало его целиком. Возвращаясь домой, он чувствовал себя истрепанным вдрызг и все чаще ловил себя на мысли, что даже в родном гнезде остается тем, кем был на работе, остерегается показаться мягким, страшится быть отвергнутым. Открыться перед женой, попросить ее о поддержке в трудный для него момент ему представлялось невообразимым словно расписаться в собственной слабости, ибо, считал он, только неудачники жалуются близким и делятся с ними своими проблемами.
Чувства к друзьям подпадали под столь же нерушимое табу. В их глазах он должен казаться независимым. Друзья, кстати, делились у него на две категории: уверенно взбирающиеся по лестнице успеха и те, кто безнадежно на ней застрял. Неожиданно как-то встретив товарища по школе, он не в состоянии был ответить взаимностью на теплое и искреннее его объятие. Дружба - это прежде всего доверие; в политике же твоя успешная карьера
Некоторые, ощущая необходимость в верном друге - и не только из-за "взаимных интересов", - вынуждены иногда тайно обращаться за помощью к психотерапевту. Мой же собеседник к своему одиночеству был готов генетически, ему было приятно чувствовать, как люди приглядываются ко всему, что он делает, особенно в общении с себе равными или вышестоящими на иерархической лестнице.
Политики и одиночество - близнецы и даже более того: сиамские близнецы. На пирамиде власти нет мес-та для дружбы, все вытесняют "интересы". Дружба требует сил и времени, а они уходят на поддержание полезных связей. Там, на верхних ступенях пирамиды, сказать кому-то: "У меня проблемы, я должен с тобой встретиться", - равносильно заявлению об отставке. Вместо этого нужно предложить составить партию на теннисном корте. Теннис не случайно любимая игра политиков: быстро перемещаясь по площадке, надо мгновенно оценивать возникающие ситуации; в этой игре, как и в политике, нет абсолюта, но есть свои правила, соблюдение которых удовлетворяет соперников. Ты не возразишь даже против встречи на корте с отпетым мошенником, если манера его игры доставляет тебе удовольствие, при этом не изменяя себе, а лишь спрятав свои чувства в дальний ящик.
Логика конфликта противостоящих сил, пытающихся избежать поражения путем незаметного нарушения "правил игры", - вот что занимало мысли моего собе-седника. Если он присутствовал на похоронах знатной персоны, это было не данью уважения покойному, а стремлением получить еще одно паблисити в прессе. Проталкивая в конгрессе закон, был заинтересован больше не в самом законе, а в привлечении внимания к себе журналистов. Призывая к соблюдению морально-этических принципов, в первую очередь хотел нанести психологический урон оппоненту, а не отстоять свою точку зрения. Главное взять верх над соперником, заработать политические очки, предпочтя риск победы риску поражения. И к черту сантименты, достижение превосходства важнее!
Умение выступать публично помогает в этом деле безотказно. Манипулировать умами и чувствами людей стало его второй натурой, у него всегда было что сказать, и это уже наполовину гарантировало успех. Оратора, считал он, оценивают уже по тому, как он выходит к трибуне и сходит с нее. По пути к трибуне надо решительно встать и незаметно сделать глубокий вдох, чтобы "сесть на дыхание". Выпрямившись во весь рост и смотря прямо в аудиторию, начать говорить так уверенно, словно каждому из присутствующих ты предоставляешь кредит в миллион долларов. Начало должно быть захватывающим и сразу привлечь внимание, желательно не риторикой, а фактами. Отзываясь на сиюминутные настроения аудитории, непринужденно излагаешь эти факты, убедительно разъясняешь достоинства своих предложений. Призывая к действиям, стараешься приводить веские мотивы и ни в коем случае не допустить поучительного тона. Сторонников привлекаешь, предоставляя факты без выводов - пусть они сами их сделают, надо лишь подобрать нужные, говорящие сами за себя данные.
О роли звуковых вибраций в психологическом воздействии на человека он впервые услышал от одного препо-давателя колледжа, члена ордена иезуитов. Методика эта разрабатывалась столетиями и была доведена ими до совершенства: гармония звуков, мелодика последовательности звуковых тонов обладают магической способностью проникать в души людей и вызывать эмоциональный отклик еще до начала рационального восприятия; идеи, понятия и аргументы надо облекать в такие звуковые формы, которые вместе со смыслом и содержанием вызывали бы ожидаемую эмоциональную, интеллектуальную и духовную реакцию. Хотя формы эти чаще всего определяются интуитивно в зависимости от аудитории, есть и общие принципы их использования. Смысл слова, например, должен быть ясным и максимально конкретным, абстракции снижают эффект внушаемости, мешают внутреннему растормаживанию, сама же речь выигрывает,
Владеющий речью, подмечено немцами, владеет людьми. Привлекательным в ораторе должно быть все - поза, жесты, мимика, взгляд. Мой знакомый прекрасно знал также, что нервы от глаза к мозгу в двадцать пять раз толще ведущих от уха, а потому выступать надо отдохнувшим, излучать энергию и энтузиазм, хорошо выглядеть, быть безукоризненно одетым и обаятельно улыбаться, - человеку с приветливой улыбкой люди охотнее оказывают содействие. Обаяние оратора, конечно, не может заменить доказательств - это всего лишь обольщение. Говорить же, бесспорно, лучше всего не по бумажке, а как бы импровизировать, для чего мысленно сосредоточиться, запомнить текст, прочитав его предварительно вслух. От оратора ждут, чтобы он говорил просто, как бы беседуя, был личностью интересной, страстной, убежденной и вкладывал в свои слова душу. Долгими разговорами о предметах и идеях можно и утомить, поэтому нужно больше говорить о людях и знать, что для них существуют три самые увлекательные вещи на свете: любовь, собственность и религия. Пусть у вас шансы стать кандидатом в президенты небольшие, но выступать надо так, словно вы уже выдвинуты кандидатом на партийном съезде, помня постоянно, что люди традиционно голосуют не "за", а "против" кого-то.
Но выступать интересно, страстно и убежденно про-фессиональным политикам становится все труднее. Их засасывает трясина рутинного однообразия, несложной аргументации, воображение тускнеет от чтения бесконечных меморандумов, циркуляров, записок, проектов законов, протоколов бесед, резюме личных дел сотрудников аппарата, обзоров прессы. Все это отнимает массу времени, не хватает сил подумать над формой выражения собственных мыслей, притупляется способность излагать идеи человеческим языком. Однако отмалчиваться нельзя, надо всегда выступать и говорить, пусть банальности, но проникновенно.
Окунувшись в большую политику, мой вашингтонский знакомый распрощался со многими человеческими радостями. Гонка за успехом так его поглотила, что для снятия избыточного напряжения уже не хватало времени. Как-то я поинтересовался, чем он хотел бы заняться, если бы не политическая карьера. Ответил вашингтонец не сразу, словно взвешивая степень своей откровенности:
– Скорее всего, уехал бы в какое-нибудь тихое местечко на берегу океана и засел бы там писать шпионские романы о наших и ваших "уотергейтах" и о борьбе разведок. Кстати, я и сейчас их тайно пописываю. Хочется возбудить в людях интерес ко все более угрожающему и необъяснимому миру, заставить их ощутить себя в экстремальной ситуации. Именно детективный жанр увеличивает диапазон проявления человеческой природы, высвечивает пораженное "законной" преступностью общество, а нас самих выставляет во всей нашей внутренней наготе. Подобные романы, мне кажется, дейст-вительно расширяют поле "игры в жизнь". Окружающий мир мне видится подчас праздником идиотов, от которого надо бежать и как можно скорее. И знаете, ради чего я готов бросить все? Никогда не догадаетесь... Ради рыбалки на форель!
Глаза моего знакомого оживились, он тоже как-то повеселел и стал с упоением рассказывать мне, что предпочитает удить в горных, незамерзающих речках, выбирая верховья с быстрым течением, где форель менее осторожна. Взбираясь вверх по течению, она преодолевает сопротивление воды, непосильное для других речных обитателей, с непостижимым упорством взмывает по водопадам на высоту до четырех метров, и в такие моменты настолько поглощена своим занятием, что ее можно ловить сачком. Идеальным для рыбалки временем он считал конец весны, когда рыба еще не успела отъесться падающими на воду насекомыми. День предпочитал ветреный: рябь на водной поверхности мешает рыбе видеть человека; в тихую же, ясную погоду форель замечает леску и не доверяет падающей на воду мушке.
Его излюбленный метод ловли - нахлыст поверху. Тут важно поймать момент, когда форель выдохлась, подтащить ее к берегу, не давая передышки для нового рывка. Ловить же предпочитает не с берега, а в забродку, форель меньше боится человека в воде, чем на берегу. Занятие это не из легких, требует выдержки, большого внимания и постоянного передвижения по подводным камням. Высмотрев место, где форель выпрыгивает, закидываешь чуть выше по течению в ту струю воды, которая идет на спрятавшуюся за камень рыбу. Клюет на искусственную мушку она не столь охотно и, схватив ее, почувствовав вкус, быстро выплевывает. Учитывая это, лучше ловить на быстрине, подсекать, не ожидая потяжки, и помнить: если рыба сорвется, на искусственную мушку уже больше не клюнет. Но с чем еще можно сравнить удовольствие, когда после подсечки форель выпрыгивает из воды, плещется, бьет хвостом по леске и, утомившись, прячется за камень...