Тринадцатый
Шрифт:
— Давай, милая, вставай на весы. Посмотрим, сколько тут у нас лишнего веса.
Алёнушка встала босыми ногами на старые весы. Весы жалобно заскрипели.
— Совсем немного. Молодец, не раскормила себя. Слезай и забирайся на кушетку. Посмотрим все ли у тебя готово.
Забыв надеть тапочки, Аленушка пошла к кушетке. От смущения Тринадцатый повернул нимб к закрашенному окну.
— Ну, вот и все. И это сделали. Теперь всего ничего осталось, и пойдем рожать.
— Да, что ты её всё время понукаешь? Она тебе
Возмутился Тринадцатый, но акушерка конечно же его не слышала. Она набрала в клизму воды. Аленушка не сводила глаз с огромной резиновой груши. Она слышала о такой процедуре, но никогда в жизни ее не делала. Страх перед действиями акушерки был настолько велик, что она даже перестала чувствовать боль.
— Я сейчас помогу тебе это сделать и уйду. Пойду врача позову. А ты тут сама. Вот тебе новое бельё, переоденешься. За собой все убери, не забудь. Убирать здесь некому. Все сделаешь, поднимешься наверх, я тебя там ждать буду. Ну, ложись.
Акушерка, сделав положенную медицинскую процедуру, ушла наверх. Через двадцать минут за ней поднялись Аленушка и Тринадцатый. В коридоре их поджидала акушерка.
— Ну, всё, милая, теперь пошли. Ещё один укольчик сделаю, и на стол рожать пойдём. Пройди, милая, в этот кабинет, а я пока свет в операционной включу.
В процедурном кабинете, куда вошла Алёнушка, как было, заведено во всех больницах верхнюю фрамугу окна, держали открытой. Ледяной ветер врывался в кабинет без остановки.
От пронизывающего ветра, Алёнушку стало трясти ещё больше. Тринадцатый услышал стук её зубов.
— Не бойся, мамуля, сейчас разродимся. Родим богатыря, что надо. Вот только уколов, нам делать больше не нужно. Третий укол за час. Так ведь можно и СПИДу нас отдать. Кто их знает, как у них тут с Гигиеной? А маменька у меня молодец! Жалко с душой её пообщаться нельзя. Хорошая видно душа, как я.
От хвалебных речей о своей душе, Тринадцатого оторвала вошедшая акушерка. Она отлично знала своё дело, игла быстро и безболезненно вошла в вену. От укола Алёнушку бросило в жар.
— Боишься рожать? — Участливо поинтересовалась акушерка. — Не бойся, ни ты первая, ни ты последняя. У нас ещё летальных исходов не было, ни с какой стороны.
На самоуверенное заявление акушерки, Тринадцатый ехидно хмыкнул.
— Могу устроить.
Алёнушку снова скрутила боль. Акушерка погладила её по руке.
— Ну, пойдём, родная, пора. Ещё минут десять и всё закончиться. Даже доктор уже пришёл, в операционной руки моет. У нас доктор хороший, умный.
На встречу из родильного зала выкатился маленький, очкастый толстячок, широко улыбаясь вставными зубами.
— Милости прошу! Мы вас только и ждали.
Галантно взяв Алёнушку под локоток, он осторожно повёл её в зал. От возмущения Тринадцатый завис под потолком.
«Вот это да! Вот это прилетели! И здесь не везёт! Это
Во всём не везёт. Если мне суждено родиться так именно такой доктор, такой роддом и папанька — репейник. Другим всё — мне ничего. А если девчонка родиться, то прошу меня извинить. Несчастная я душа, несчастная! Время поджимает, а с таким доктором разве во время уложишься»?
Так причитая над своей судьбой, Тринадцатый влетел в операционный зал и остолбенел. На форточке лениво покачивалась ещё одна душа, душа «Неприятный». Услышав шум мантии Тринадцатого, Неприятный соскользнул с форточки и полетел навстречу.
— А, старый знакомый, привет! Видишь, здесь тебе тоже ничего не светит. Отлетай отсюда и как можно скорее, процесс пошёл.
Тринадцатый от такого заявления покрылся бордовым цветом и наскочил на душу Неприятного.
— Это ты отсюда сейчас полетишь. Понял? Это моё! А если не улетишь, пеняй на себя.
Алёнушка негромко вскрикнула.
— Только не надо сцен! Мы с тобой ответственные работники и всегда сможем договориться. Тебе ведь проблем не надо? Не надо! И мне не надо.
— Только посмей! Тебе такое устрою, век из Отстоя не вылезешь.
— Что ты мне устроишь? Проснись, дорогой! Мы с тобой на грешной земле. Кто тут прав, кто виноват, решать нам. Понял?
— Ты вчера должен был взять судьбу?
— Мне там не понравилось. Не люблю быть в женском теле. Здесь мужик и он будет мой! Понял? Поэтому…
— Ну, ты и скотина!
— Это не тебе определять. Лучше убирайся по добру по здорову.
— Уберешься ты! Потому что здесь моя Судьба. Понял?
Алёнушка тихо заплакала. Акушерка наполнила шприц и подошла к роженице.
— Иван Иванович. — Обеспокоено нарушила она тишину. — Иван Иванович, схватки прекратились.
— Ничего страшного в этом не вижу. — Промурлыкал себе под нос Иван Иванович, надевая резиновые перчатки. — Это бывает. — Он быстро, как колобок подкатился на своих коротких ногах к столу. Глянул на Алёнушку, погладил живот, и всё так же улыбаясь, начал тихо, но чётко давать указание акушерке.
В это время, между двумя плафонами разгорался бой. Верх одерживал Неприятный.
— Куда тебе, соломе, в человека? Ты и трёх слов связать не можешь! — Тринадцатый привыкший слушать, а не говорить терпел поражение перед разговорчивой душой.
— А, вот это уже не твоя забота! Я тебе вчера отдал место. Туда и порхай!
— Дружок, объясняю тебе еще раз: туда уже ни кому порхать не надо.
— Вот гад ползучий! — Всё больше злился Тринадцатый. Гроздья ненависти начали влетать в открытую форточку вместе с холодным ветром. Тринадцатый понимал, что гнев сильно мог навредить роженице, но остановиться не мог.