Триполье

Корнилов Борис Петрович

от овчины горький дух,

прижимают девок глупых,

о любви мечтая вслух…

А в полку —

без бабы… вдовый…

Нет любовен, окромя

горя,

устали пудовой,

да колеса рвут, гремя,

злую землю,

да седая

пыль легла на целый

свет.

Воронье летит, гадая:

будет ужин

или нет?

Комиссар сидит державой,

темный,

каменный с лица,

шпорой тонкою и ржавой

погоняя жеребца.

А в полку за ним, нарядная,

трехрядная,

легка,

шла гармоника.

За ней

сто четырнадцать парней.

Сто парней, свободы полных,

с песней,

с кровью боевой,

каждый парень, как подсолнух,

гордо блещет головой.

Что им банда,

гайдамаки,

горе черное в пыли?

Вот и девушки, как маки,

беспокойно зацвели.

Комсомольские районы

вышли все почти подряд —

это в маузер патроны,

полный считанный заряд.

Это цвет организации,

одно большое имя,

поднимали в поднебесье

песню легкую одну.

Шли Аронова,

Ратманский

и гармоника за ними

на гражданскую войну.

А война глядит из каждой

темной хаты —

я в боях…

Бьет на выбор,

мучит жаждой

и в колодцы сыплет яд.

Погляди ее, брюхату,

что для пули и ножа

хату каждую на хату

поднимает,

зло

визжа.

И не только на богатых

бедняки идут, строги,

и не только — в разных хатах —

и в одной сидят враги.

Прилетела кособока.

Тут была

и тут была,

корневищами глубоко

в землю черную ушла

и орет:

— Назад вались-ка…

А вдогонку свищет: стой!

Шляпою синдикалиста

черепок покрыла свой.

Поздно ночью, по-за гумнам,

чтобы больше петь не мог,

обернет тебя безумным,

расстреляет под шумок.

Всколыхнется туча света

и уйдет совсем ко дну —

ваша песня не допета

про гражданскую войну.

«Ночи темны,

небо хмуро,

ни звезды на нем…

Кони двинули аллюром,

ходит гоголем Петлюра,

жито мнет конем.

Молодая, грозовая,

тонкою трубой

между Харьков — Лозовая

ходит песня, созывая

конников на бой.

Впереди помято жито,

боевой огонь,

сабля свистнула сердито,

на передние копыта

перекован конь.

Впереди степные дали

и ковыль седа…

А коней мы оседлали.

Девки пели: не сюда ли?

Жалко, не сюда…

Больше милую не чаю

вызвать под окно.

Может, ночью по случаю

по дороге повстречаю

Нестора Махно.

Черной кровью изукрашу,

жеребцом сомну,

за порубанную в кашу,

за поруганную нашу

верную страну.

Будет кровью многогрешной

кончена война,

чтобы пела бы скворешней,

пахла ягодой черешней

наша сторона».

ПЕРВОЕ ИЗВЕСТИЕ

Красное знамя ветром набухло —

ветер тяжелый,

ветер густой…

Недалеко от местечка Обухова