Триптих в чёрно-белых тонах
Шрифт:
Клавдия вернулась около полуночи.
Антонина Павловна обняла дочь и крепко прижала к себе. Клавдия обвила маму руками. Она больше не жалела, что росла без отца. Ей претила мысль жить с ним под одной крышей.
— Девочка моя, я чуть с ума не сошла. Почему так долго? — наконец смогла вымолвить Антонина Павловна.
— Автобус сломался. Пришлось добираться до электрички на перекладных.
— Чего я только не передумала. Переодевайся скорее. Ты вся заледенела. Пойдём, выпьешь
Антонина Павловна хлопотала вокруг дочери. Клавдия нырнула в бесформенный домашний свитер. В нём было тепло и уютно.
— Кушать будешь? Котлета с фасолью.
— Нет, только чай, — отказалась Клавдия.
Она чувствовала себя уставшей и разбитой.
После холода тепло так разморило, что единственным желанием было лечь спать.
— Ну как? — не выдержала Антонина Павловна. — Он женился?
— Да. У них трое детей.
— Значит, всё же променял свою свободу. Она красивая?
Клавдия с удивлением посмотрела на мать. Неужели она ревнует? Впрочем, причин для ревности не было. Клавдия мотнула головой:
— Нет. Толстая, грубая, необразованная тётка.
— Вот как? — произнесла Антонина Павловна.
С одной стороны, было легче пережить женитьбу Ильи, когда рядом с ним жила неписаная красотка, но с другой — немножко обидно, что он променял её на заурядную бабу.
— Мама, почему? Почему ты выбрала его? Что ты в нём нашла?! — не сдержалась Клавдия.
— Он был очень красив. Эдакий римский бог, — мечтательно произнесла Антонина Павловна.
В этот миг она унеслась в то далёкое прошлое, когда он жарко целовал её на сеновале. Клавдия вдруг осознала, насколько плохо знает маму. За неприступным, успешным фасадом пряталась одинокая, ранимая женщина. Показное безразличие служило щитом, защитным панцирем. Если от любви до ненависти один шаг, то и обратный путь не дольше. Столько лет прежний любовник остаётся её идолом!
— Если он римский бог, то совсем не Аполлон, а Вакх, обрюзгший, сальный, с пивным пузом, — безжалостно охарактеризовала отца Клавдия.
Ей хотелось развенчать его, чтобы мама очнулась от наваждения.
— Неужели он так изменился? — с оттенком грусти произнесла Антонина Павловна. — Жаль.
— Мам, у него же интересов ноль. О чём вы с ним говорили?
— Он умел ухаживать, — обтекаемо ответила она.
— Не представляю. Только облапить и трахнуть.
Слова дочери попали в цель и больно ранили Антонину Павловну. Как по-разному можно сказать одно и то же: ласкать и заниматься любовью или облапить и трахнуть.
— Следи за своей речью! И вообще, не тебе судить, — оборвала она дочь.
Удивительно, как мама может вступаться за человека, который
— Ты его до сих пор любишь?! — спросила Клавдия, поразившись чудовищности своего открытия.
— Глупости, — отмахнулась Антонина Павловна.
— А что же ты тогда его защищаешь?
— Ты задала вопрос, почему он мне понравился. Я тебе отвечаю.
Клавдия с любопытством глянула на мать. Кто бы мог подумать, что давняя любовь не прошла?!
— Мам, ты бы видела, из-за кого испортила себе жизнь! Он гадкий! Ты ведь сама говорила, что он негодяй и подонок!
— Не смей так говорить об отце! И вообще, давай закроем эту тему.
Клавдия не возражала. Ей было нечего добавить. Сегодняшняя поездка и разговор с мамой заставили её многое переосмыслить. Прежде Клавдия колебалась, стоит ли отпрашиваться отмечать Новый год не дома. А теперь она знала, что Савва прав. Каждый сам решает, как ему жить, и сам отвечает за свои поступки. Оказалось, что мама тоже небезгрешна и делала ошибки.
Завтра же Клавдия собиралась огорошить маму тем, что на Новый год уйдёт к друзьям. Сейчас это было не к месту. К тому же поездка вымотала её. Хотелось добраться до постели и забыться.
Клавдия заставила себя дойти до ванной и почистить зубы. На душ сил не осталось. Она добрела до своей комнаты, сбросила одежду и нырнула под одеяло. Несмотря на то, что в доме хорошо топили, постель казалась ледяной. Клавдия никак не могла согреться. Она то проваливалась в беспокойный сон, то выныривала из него, то снова забывалась в полубреду.
Утром, когда Антонина Павловна зашла разбудить дочь, Клавдия всё ещё спала. Липкие от пота волосы разметались по подушке. На щеках горел лихорадочный румянец. Девушка с трудом разлепила веки.
Антонина Павловна потрогала её лоб.
— Девочка моя. Ты же вся горишь! Не вставай. Сейчас я принесу градусник.
Температура у Клавдии поднялась до тридцати девяти. Антонина Павловна позвонила в поликлинику и вызвала врача.
— А ты разве не идёшь на работу? — удивилась Клавдия.
— У меня сегодня консультация. Я договорилась, чтобы меня подменили. Сделать тебе клюквенного морса?
— Нет, лучше я посплю, — отказалась Клавдия.
Она подложила ладони под щеку и закрыла глаза. У Антонины Павловны к горлу подкатил комок. Маленькая беззащитная девочка снова была рядом.
Клавдия чувствовала себя так, будто по ней проехали катком. Веки были, точно свинцовые. Перед глазами дрожало красноватое марево. Клавдию сверлила мысль, что нужно позвонить Савве, пока он не начал названивать сам и не напоролся на маму, но не хватало сил достать мобильный телефон.