Триптих. Одиночество в Сети

Вишневский Януш Леон

Вдоль стен на длинных узких столах с металлическими ножками стояли мониторы компьютеров, помигивающие белым, зеленоватым или янтарным фоном экранов. Возле каждого монитора сидели люди — поодиночке или небольшой компанией. Звучал только мерный стук клавишей да приглушенный шум разговоров.

То был перст судьбы. Она опишет ему состояние блаженства. Немедленно. Пока ощущает его. И как можно лучше. Она огляделась. Все компьютеры были заняты. Ничего. Она подождет. Время у нее есть. Она выбрала монитор в конце холла у самого гардероба. Подошла и встала за спиной длинноволосого молодого человека. Обратилась к нему самым воркующим — как правило это действовало — голосом:

— Скажите, если бы вам нужно было срочно,

действительно срочно, посмотреть, есть ли вам мейл, но у вас не было бы доступа к интернету, потому что вы не являетесь студентом, вы попросили бы меня, чтобы я обеспечила вам доступ?

Юноша обернулся, посмотрел на нее, громко рассмеялся и сказал:

— У вас я мог бы попросить даже руки. Но прежде, конечно, попросил бы о доступе. К вам. Знаете, я уже все равно собираюсь уходить, так что можете чувствовать себя как дома. Только, пожалуйста, не забудьте потом меня отключить.

Он встал, уступая ей место, и оказался очень высоким и худым.

— Вы сможете сами конфигурировать серверы своей электронной почты? Если нет, я с удовольствием вам помогу, прежде чем уйти.

Она улыбнулась и серьезным тоном ответила:

— Я многое умею делать сама, но вот это — нет. С того времени, когда умела, мне помнится, что на компьютерах, у которых нет «Виндоуз», это кошмарно трудно. Это ведь UNIX, да?

— Да. Старый, добрый UNIX. Сюда в коридор нам ничего лучше не дают. Они поддерживают только IRC и отсылку и прием электронной почты. Но и то слава богу. В университете даже такого коридора, как у нас тут, нет. Дайте мне исходящие и входящие электронные адреса. Я вам сейчас все сконфигурирую.

Она достала из сумочки черную записную книжку и продиктовала ему оба адреса. «Якуб прав, — подумала она, пока студент вводил эти данные, используя какие-то таинственные команды. — Названия серверов входящей и исходящей почты — все равно что группа крови. Их всегда надо иметь записанными при себе».

— Готово. Теперь вам остается лишь вести свой пароль и прочитать почту. Правда, писать тут довольно сложно.

Она благодарно посмотрела на него.

— Вы даже не представляете, какое большое дело сделали для меня. Благодарю вас. Я справлюсь, напишу. Вспомню, что и как нужно.

Как только студент отошел, она быстро набрала на клавиатуре свой пароль доступа к электронной почте. Есть! Она смотрела, как на экране появляется мейл с его именем и фамилией.

А чего она так обрадовалась? Ведь почта от Якуба приходит ежедневно. Ежедневно. С тех пор как они «подружились», он пишет ей каждый день. Без принуждения, без просьб и даже частенько без награды в виде ее ответов. И это ее так трогает. Он даже, наверное, не представляет, до какой степени трогают ее ежеутренние послания. Иногда всего два предложения, а иногда два десятка страниц. У нее уже целая папка его писем. Он называет их «листками», дает номера, датирует и определяет по темам. Всегда дает какое-нибудь ключевое слово, например «о задумчивости», «о генах», «о грусти», «о твоих волосах» и множество других. Этакое прелестное извращение педантичного математика. Но система отменная. Если ей, к примеру, захочется перечитать (а в последнее время ей очень часто хочется) его мейл с ключевым словом «любовь», то найти его очень легко. Если захочет узнать, что он писал 18 июня, то тоже никаких трудностей не возникнет. Так же, как нет ничего проще узнать, о чем он думал, когда писал ей из Сан-Диего или Бостона.

Но мейл на экране был без даты, без обозначения места написания и не помечен никаким ключевым словом, и это ее несколько удивило. «Не похоже на Якуба», — подумала она и начала читать.

Она, выпрямившись, сидела на стуле, положив руки на бедра. У нее не было сил пошевелиться. Куча гигиенических салфеток в пятнах от смазанной косметики укрывала содержимое сумочки,

вываленное на стол. Сама сумочка валялась на полу, придавленная ножкой стула, на котором она сидела. Глаза щипало, губы были соленые от слез. Она слышала собственный голос:

— Сейчас встану. Еще только минутку. Поднимусь со стула. Соберу все в сумочку. Встану и выйду отсюда.

Она встала. В дверях ее кто-то остановил, схватив за руку.

— Вы оставили сумочку и кучу мусора у монитора. Так не полагается. Пожалуйста, уберите за собой, — услышала она негодующий голос смотрительницы.

Она молча вернулась к монитору. Стало уже немножко легче. Она подняла сумочку с пола. Широко, как только возможно, раскрыла ее, подставила под край стола и одним движением смела в нее все, что лежало на нем. Закрыла сумочку, прищемив скомканные гигиенические салфетки. А когда выходила, смотрительница взглянула на нее так, словно она была наширявшейся наркоманкой.

Она села на лестнице перед зданием и помешала парочке, которая самозабвенно целовалась несколькими ступеньками ниже. Они мельком бросили на нее взгляд, и парень шепнул:

— Смотри, что делает эта сумасшедшая…

Указательные пальцы обеих рук два раза под ключицы, потом два раза в направлении собеседника. Это так просто…

ОН: После двух часов чтения у него появилось чувство вины: ему стало казаться, что он впустую тратит время. С недавних пор, если он долго не пользовался компьютером, такое ощущение у него возникало довольно часто. И совершенно зря, поскольку трудно назвать пустой тратой времени анализ публикаций, на которые он будет ссылаться в своих работах или с которыми будет полемизировать. Непонятно с чего, но уже какое-то время подобные состояния у него стали повторяться. Уж не первые ли это признаки зависимости от машины?

Он решил вернуться к докладу, который он готовил для симпозиума в Женеве. Он радовался этой поездке. Они получили сенсационные данные и хотели их огласить. И он понимал: решение шефа, чтобы доклад делал он, было своего рода отличием.

Проект действительно был необыкновенный. Уже семь лет на одном из островков у западного побережья Ирландии проводились генетические исследования всех, абсолютно всех жителей. Поскольку остров был почти полностью изолирован от мира и отъезды, а равно и приезды людей на него случались крайне редко, можно было говорить о практически не нарушенной истории генов целой популяции на замкнутой территории. Остров был интересен и еще по одной причине: в склепах двух тамошних церквей нашли саркофаги с исключительно хорошо сохранившимися останками. Благодаря климату, а также сухости в склепах гробы сохранились неповрежденными, а трупы подверглись мумификации. Самому старому захоронению было восемьсот лет, самому позднему — четыреста. Генетический материал, взятый из мумий, оказалось возможным сравнить с материалом, полученным от ныне живущих островитян. И хоть он шутил, что любые обобщения, сделанные на основе исследования ирландцев, крайне рискованны, тем не менее этот проект стал настоящей сенсацией в генетике. Анализ данных производился по его программе. В Женеве он должен был представить результаты первого этапа.

Он открыл запись последней версии доклада, но, прежде чем начать писать, спустился этажом ниже в кухню — взять из холодильника початую бутылку калифорнийского «шардоне». Он взял бутылку и достал из морозильника бокал, который поставил туда несколько часов назад. В последнее время он не забывал ставить бокал в морозильник. Уже давно он открыл, что нет ничего вкусней, чем холодное «шардоне» (лучше всего из Монтерея) в покрытом изморозью бокале. А кроме того — и это тоже стало немножко удивлявшим его правилом, — лучшие тексты он писал после того, как выпьет вина. А текст доклада в Женеве должен быть на самом высоком уровне…