Тристан и Женевьева (Среди роз)

Дрейк Шеннон

– Клянешься ли ты, Эдвина, что не принимала участие в этом предательстве? – спросил он хрипло.

Слезы покатились у нее из глаз, когда она посмотрела в его лицо, сохранявшее угрюмое выражение. Эдвина даже не думала о том, чтобы сопротивляться или бежать. Она попыталась ответить, но не смогла и просто покачала головой. Джон отпустил ее подбородок и отступил на шаг. Эдвина всхлипнула и, наконец, снова обрела дар речи.

– Я не хотела твоей смерти! И чтобы ты не собирался со мной сделать, смилуйся над моим ребенком! Ибо я клянусь,

что она не принимала участия в этом предательстве, ведь ей всего только пять лет!

Она умоляюще посмотрела на него, сердце ее бешено забилось, но не только из-за страха перед его жестокостью, он был молод, красив и пробудил в ней желания, которых она не испытывала за время своего короткого брака. Эдвина подумала, что она сходит с ума. Может, так и было на самом деле.

Но прежде, чем Джон успел ответить на ее мольбу, дверь снова содрогнулась от сильного удара.

Граф де ла Тер пнул приоткрытую дверь и застыл на пороге, высокий, сильный, гневный, его темные глаза сверкали, лицо казалось высеченным из гранита, а губы были настолько сильно сжаты, что превратились в почти невидимую узкую полоску.

– Он жив! – в ужасе воскликнула Эдвина, – он и в самом деле вернулся из могилы! – она подумала, что упадет сейчас в обморок.

Тристан коротко взглянул на Джона, подошел к ней, схватил за плечи и яростно встряхнул.

– Где она? – спросил он с клокотанием в горле. У Эдвины застучали зубы. – ГДЕ ОНА?

«Женевьева, он имеет в виду Женевьеву!», – подумала она и почувствовала, как подступает тошнота. Женщина попыталась выдавить из себя хотя бы слово, но язык присох к гортани и не хотел слушаться.

– У-у-уехала! Уехала!

– Уехала?

Казалось, что его гнев испепелит ее. Эдвина никогда не испытывала прежде такого страха, и ее никогда прежде не держали с такой силой ничьи руки. Она знала, что должна говорить. Облизнув губы и глядя в непроглядную темень его глаз, Эдвина, наконец, заговорила:

– Женевьева… она выехала сегодня в Лондон, – и, снова облизнув пересохшие губы, продолжала: – Она уехала в Лондон, чтобы отдать Эденби Генриху Тюдору и принести ему присягу.

Тристан держал ее стальной хваткой, глядя с недоверием и гневом. Затем, поняв смысл сказанных ею слов, выругался с такой неистовой яростью, что Эдвина невольно отшатнулась:

– Проклятье!

И к величайшему удивлению Эдвины, Тристан отпустил ее почти бережно, развернулся на месте и пересек комнату огромными шагами. По пути к двери он задержался на мгновение, чтобы сказать Джону:

– Я выезжаю сейчас же, чтобы вернуть свою собственность, – произнес граф де ла Тер во внезапно наступившей могильной тишине. – Ты присмотришь за замком и за соблюдением моих приказов. Никого из замка не выпускать до моего приезда. Это касается и людей, заключенных в подвале. За все отвечаете вы с Тибальдом.

Джон кивнул, и Тристан стремительно вышел из комнаты. Плащ его развевался подобно флагу Правосудия.

Эдвина

с беспокойством взглянула на Джона. Тот медленно подошел к двери и закрыл ее. Она снова почувствовала дрожь в спине, но от ужаса, охватившего ее, не могла понять – от страха или желания. Она знала, что сейчас следует волноваться за Женевьеву, и понимала, что стоит перед своей собственной судьбой.

На короткий миг она прикрыла глаза. Судьба ее была уже решена, она видела по выражению лица Джона, что эта ночь принадлежит ему. И слегка изумившись про себя, Эдвина осознала, что почти рада этому. Ее зажали в угол, и у нее не было другого выбора. Она, желая того или нет, принимала участие в гнусном предательстве, и теперь ее черед платить.

Кроме того, она не могла игнорировать его молодость, прекрасное телосложение, крепкие мускулы. Эдвина вспыхнула, желание охватило ее с непреодолимой силой, ей хотелось прижаться к нему, почувствовать его прикосновение. Ей должно быть стыдно, наверное, ей и на самом деле было стыдно. Но она не была невинной девочкой, она прекрасно знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине.

Эдвина всегда старательно исполняла свои супружеские обязанности, но никогда прежде не испытывала такого волнения. Давно уже потеряв своего мужа, она не была ни перед кем в долгу.

Джон был значительно моложе ее умершего супруга, и, судя по всему, мог подарить ей… нечто неизвестное…

Она замерла и похолодела, голос ее все еще дрожал, когда, взмолившись, произнесла:

– Моя дочь, она спит…

Джон кивнул головой в сторону двери и хрипло произнес:

– Позови служанку, и пусть она унесет девочку в свою постель.

Эдвина не верила своим ушам, она не могла сдвинуться с места. Джон сам, сгорая от нетерпения, открыл дверь и крикнул:

– Эй, кто-нибудь!

Старая Мэг, одна из кухарок, суетливо вбежала в комнату, с выражением страха на лице.

– Заберите девочку, – резко произнес Джон. – Положите к себе в постель и спите с нею рядом.

Мэг, переваливаясь с ноги на ногу, прошла мимо Эдвины, едва взглянув на ее. Осторожно взяла Энни и с облегчением вздохнула от того, что ее задача сводится к столь простому поручению.

На секунду задержавшись возле Эдвины спросила:

– Маленькую отнести в ее спальню?

– Да, – с усилием прошептала та.

Когда Мэг с Энни на руках вышла, Джон, не сводя с Эдвины глаз, закрыл дверь спальни и запер ее на засов. Он медленно подошел к молодой женщине, легко коснулся ее щеки. Казалось, что напряжение между ними сразу пропало, когда он взял ее лицо в ладони и посмотрел в глаза долгим взглядом. Эдвина не шелохнулась. Мягко улыбаясь, Джон дотронулся до ее трепещущей груди.

– Сердце твое бьется, как у птички, – сказал он.

Она все еще не могла вымолвить ни слова. У нее перехватило дыхание от его прикосновения, сильного и нежного одновременно.