Тристан, или О любви
Шрифт:
— Простите, а вы не дадите немножко воды?
— Дам, дам, как же не дать, чего-чего, а воды у нас хватает, улыбается старушка и спешит в дом.
Ян глядит на Марию, понимая, что той вовсе не хочется пить, все это просто игра, просто она снова хочет подержать в руках ту самую кружку и отведать воды, которую определенно считает волшебной.
Но старушка приносит бокальчик, стараясь не пролить ни капли.
— Помнится, вчера я пила у вас из такой красивой кружки! разочарованно протягивает Мария.
— Ну зачем же из кружки, — обижается хозяйка, — для такой барышни у нас и стаканчик
И снова они пьют из одного сосуда, стараясь коснуться губами того места, где пил другой. Потом возвращают бокал, просят передать привет сыну, который так помог им вчера, и идут дальше по дороге, где вчера Мария гуляла одна. Сейчас, солнечным утром все выглядит совсем по-иному. Они выходят на пригорок, откуда видна деревушка, потом возвращаются и сворачивают в лес, покрывший косогор.
— Все равно не поверю, что тут обошлось без волшебства, помощь мы получили самым чудесным образом, вода здесь волшебная, а туман вчера был как в сказке. Только приходила я сюда одна. Сегодня совсем другое дело!
Надо быть совершенно глухим, чтобы не услышать в этих словах любовный призыв. И вот они останавливаются, смотрят друг на друга, кладут руки на плечи и медленно идут дальше, туда, где тишина и уединение. Тут, по заведенному у всех влюбленных порядку, они внезапно останавливаются и, забыв обо всем, бросаются друг другу в объятья. Вот то мгновение, когда не нужны слова, они давно уже сказаны всеми теми, кто жил на земле до них! Как страшно лишним словом нарушить глубокую тишину, которая покоится на дне настоящей страсти! Вот почему они стоят, словно поддерживая друг друга, а потом, не разжимая объятий, будто их вдруг сразу покинули силы, опускаются на землю, им хорошо и кажется, что никогда у них не было лучшей постели, а над ними колышутся верхушки деревьев, и покачивается под ними земля. Они возносятся наверх и падают вниз в ритме своего дыхания, и нежность, страсть отречения, желание, покой и неистовство переполняют их.
Оба чувствуют, что искали друг друга всегда и наконец-то нашли, правда, может быть, ненадолго. Но в этот миг время еще не властно над ними, его течение остановилось.
Вот оно, то мгновение, некогда родившее мир!
Вполне возможно, только их мир, но другой для них сейчас не существует вовсе!
Когда же наконец они пробуждаются от забытья, снова видят вокруг траву и деревья, а откуда-то издалека доносится гул шоссе, им делается немного грустно и как-то неловко, они переступили установленную другими границу> и никто из них не может ответить себе на вопрос: как же теперь жить? как поступить с теми, кому мы принадлежим?
И сразу весь мир становится враждебным; влюбленные идут назад, постепенно осознавая, что, пока они утопали в нежности, перед ними в полный рост грозно встала неумолимая обыденность, которую так трудно превозмочь. Они идут, опираясь друг о друга, но знают, что теперь им будет нелегко в этом мире, где их ждут проклятия и презрение.
— Пора возвращаться!
— Нет, еще есть время. Давай побудем вдвоем.
— Нас ждут.
— Пусть. Закрой глаза, ну хоть на минутку.
И миг проходит, за ним другой, и с этой самой минуты они начинают дробить свои жизни на маленькие мгновения, проведенные
— Останься еще на минутку…
Сколько же раз прозвучали в мире эти слова, сколько раз стремились двое противиться необходимости! Но никогда им это не удавалось, ибо в конце концов любовь всего лишь тоненькая ниточка, которой играет ветер.
И только влюбленных она связывает крепче морского узла.
Назад они ехали молча. Слова были не нужны. Ее голова покоилась на его плече, и он чувствовал прикосновение ее волос, развеваемых ветром.
Потом они остановились в маленькой деревушке, у придорожного ресторанчика, и там поели, не замечая вкуса еды, им было просто хорошо. Разумеется, их принимали за мужа и жену, и в конце обеда официантка спросила:
— Кофе будете?
Он покачал головой. Тогда она обратилась к Марии:
— А ваша жена?
— Жена с удовольствием!..
Мария посмотрела на Яна:
— Какая славная игра, правда? Мне очень нравится!
— Ты же знаешь — это не игра.
— К сожалению, игра, — сказала она, утешающим жестом прикрыв его руку своей. Так они и сидели, покуда официантка не принесла кофе.
Ян посмотрел на часы:
— Еще есть время. Может, успеем побродить немного по старому городу? Там я совсем как дома, он мне ужасно нравится. Когда-нибудь я снова буду ходить по нему один и вспоминать, что со мной была ты.
Двое мужчин у входа в ресторан с любопытством разглядывали старый автомобиль Яна.
Когда же наши влюбленные собрались отъехать, один из них не выдержал:
— Отличная машина!
— И потрясающе идет вашей жене, — подхватил второй совершенно искренне, посмотрев на Марию с тем же изумлением, с каким только что разглядывал старый «тюдор».
Мария рассмеялась, а когда они тронулись, помахала на прощанье рукой, и любители автомобилей ответили тем же.
— За тобой нужен глаз да глаз!
— Не выдумывай. Дома мне никогда не делали таких комплиментов. Наверное, это потому, что ты со мной. Или оттого, что я такая счастливая. Это же по лицу видно. Я рада, что неплохо смотрюсь рядом с тобой и твоей механической старушкой.
В Праге Ян отвел машину в старый двор, где был его гараж, а Мария ждала на улице.
Они торопливо спустились вниз на узкие малостранские улочки, а потом Ян показывал ей старинные порталы и гербы на домах.
— Хорошо бы тебе, пока совсем не стемнеет, увидеть нашу знаменитую фреску. И познакомиться со стариком Хиле, ведь благодаря ему фреску начали реставрировать. Сколько же всего хочется тебе показать! А времени так мало!
— А вдруг не мало, вдруг перед нами вся жизнь?
Они счастливо и вместе с тем печально поглядели друг на друга, и было им горько и отрадно одновременно.
Как-то само собой получилось, что они оказались в том самом узком переулке у старого дома, где за окном с решеткой лежала кошка.
Мария не удержалась и протянула к стеклу палец. Кошка приоткрыла один заспанный глаз, но не пошевельнулась.
В комнате никого не было.
— Раньше я сюда довольно часто наведывался, — признался Ян. — К этой кошке и еще посмотреть на одну молодую особу, иногда ее можно было увидеть в комнате.