Триумф христианства. Как запрещенная религия перевернула мир

Эрман Барт

Однако даже с самых опасных заданий Константин возвращался невредимым – и победителем. Сделавшись августом, Констанций затребовал сына к себе на службу. С облегчением или из минутной слабости, кто знает, – Галерий уступил. Позднейшая легенда рассказывает, что Константин мчался к отцу во весь опор, боясь, чтобы Галерий не передумал; ехал он верхом по единственной государственной дороге и на каждой станции менял загнанных лошадей, опасаясь, что Галерий отправит за ним погоню.

Так или иначе, Константин беспрепятственно добрался до Галлии, где находилась ставка его отца, и присоединился к его приграничным военным кампаниям. Вместе с ним побывал он в Британии, где отец и сын отражали нападения кельтов из-за Стены Адриана. Здесь, в Британии, Констанций заболел и 25 июля 306 года умер.

И тут карточный домик начал рушиться. Своим преемником в Тетрархии Констанций выбрал не кого-нибудь из своих полковых командиров на основе их заслуг, а родного сына Константина, – то есть вернулся к династическому принципу, от которого Диоклетиан так старался отойти. Проблема была

в том, что у Максимиана, против желания отрекшегося от власти августа Востока, также имелся взрослый сын Максенций – и он, как и Константин, чувствовал себя несправедливо обделенным. Увидев, что армия Констанция вернулась к династическому принципу и провозгласила правителем Константина, Максенций поспешил воспользоваться той же привилегией. Он обратился к римской преторианской гвардии – и та провозгласила его императором. Максенций получил контроль над Римом и Италией, и «власть четырех» превратилась во «власть пятерых». И этого мало: словно для того, чтобы еще сильнее все усложнить, Максенций призвал себе на помощь отца Максимиана – ив империи воцарилась «власть шестерых». Но ненадолго.

Гражданская война с Максенцием

Императоры Галерий, Север и Константин считали Максенция (и вполне справедливо) узурпатором и полагали, что от него необходимо избавиться. Выхода не было: назревала гражданская война. Задача оказалась нелегкой. Галерий, старший из двух августов, приказал Северу вести свои войска в Италию и, если понадобится, осадить Рим. Так Север и поступил; однако многие его солдаты перебежали на сторону врага, в битве Север потерпел сокрушительное поражение, был взят в плен и скоро принужден был покончить с собой [14] . Тогда Галерий решил взять дело в свои руки и напал на Максенция с востока.

14

Армией противника командовал Максимиан, отец Максенция – опытный полководец, всего несколько лет назад возглавлявший нынешнее войско Севера. Большинство солдат Севера, как видно, сохранили лояльность своему прежнему командиру и при первом же удобном случае перешли на его сторону.

Но и у него ничего не вышло. Он не смог окружить город, также столкнулся с массовым бегством солдат и в конце концов принужден был бежать и едва ушел из-под Рима живым [15] .

Особенно важно, что помимо серьезнейших политических и военных последствий победа Константина имела еще один неожиданный исход – религиозный.

Константин все это время держался подальше от места событий: отражал нападения варваров на северных границах и ждал, пока другие императоры разберутся между собой. Выжидал он долгих шесть лет. За это время начали приходить известия о том, что у Максенция в Риме дела идут не лучшим образом. В городе начались перебои с провизией и голодные бунты, солдаты бесчинствуют и грабят мирных горожан, множество людей брошены в тюрьмы или казнены без вины, а сам Максенций, как говорят, предается беспутству и разгулу. И в 312 году Константин решил: пора! Своим солдатам он объявил, что тиранию, воцарившуюся в столице, терпеть больше нельзя, – но умолчал о том, что, свергнув «тирана», сам получит власть над Римом, всей Италией и Северной Африкой.

15

Галерий никогда не был в Риме и, видимо, не представлял, как велик этот город. Для осады Рима его войско было слишком мало.

Для нашей истории особенно важно, что помимо серьезнейших политических и военных последствий победа Константина имела еще один неожиданный исход – религиозный. Особенно важен он в ретроспективе, когда мы смотрим на последующую историю римского мира. Именно во время похода на Рим, рассказывал позже сам Константин, он и обратился в христианство.

Сам поход на Рим стал настоящим шедевром военного искусства. Константин продемонстрировал талант полководца: действовал он быстро и смело – вместе со своей армией перешел через Альпы и двинулся вперед, подавляя на своем пути всякое сопротивление. Одержав несколько побед над силами Максенция в Северной Италии, подчинив себе несколько крепостей, сдавшихся ему без боя, Константин приблизился вплотную к Риму – и здесь готовился к решающей битве с узурпатором, битве, которая поможет ему овладеть всем итальянским полуостровом. Тогда-то Константину и явилось видение.

По крайней мере, так рассказывал об этом он сам. Одна из сложнейших проблем для биографов Константина – вопрос об этом его видении (или, точнее, видениях). Как выясняется, у нас имеется несколько рассказов о нескольких разных видениях, записанных современниками Константина: все эти авторы знали Константина лично и, по-видимому, передавали то, что слышали от него самого или от его близких. В результате очень трудно разобраться, было ли у Константина одно видение, два или три, являлись ли они ему во сне или наяву, и когда именно – еще в Галлии, по дороге в Рим или же в военном лагере к северу от Рима в ночь перед битвой.

Чтобы разобраться в этих дошедших до нас сообщениях, необходимо поместить их в контекст личной религиозной жизни Константина, а для этого отвлечься и отступить еще немного назад.

Видения Константина

О

жизни Константина в сознательном возрасте у нас имеются сравнительно очень полные и подробные источники, включая его собственные писания, изданные им законы, его биографию, составленную христианским епископом Кесарии Приморской и «отцом церковной истории» Евсевием (IV век), и другие сообщения современников [16] . Однако о жизни его до восшествия на престол – в том числе и о религиозной жизни, – мы знаем намного меньше. Источники в этом отношении крайне скудны. Известно, что родился он на Балканах – и, видимо, изначально принадлежал к какой-либо из местных религий, включавших в себя, например, поклонение фракийским богам-всадникам – сверхъестественным существам, сидящим верхом на небесных лошадях. Как все граждане империи, участвовал он и в гражданских религиозных празднествах, в том числе в культе поклонения покойным римским императорам. У римской армии были свои божества, и Константин, сперва офицер, затем военачальник, несомненно, поклонялся и им [17] .

16

нас из древности, под названием «Жизнь Константина» (Eusebius, Life of Constantine, trans. Averil Cameron and Stuart G. Hall (Oxford, UK: Clarendon Press, 1999). Цитаты оттуда приводятся по этому изданию.

17

См. Lee, “Traditional Religions.”

Однако о том, много ли он знал (и что именно знал) о христианстве до своего обращения, нам ничего не известно. Мать его, Елена, позже, уже в годы царствования Константина, стала очень ревностной христианкой; можно предположить, что склонность к христианству обозначилась у нее еще в годы его юности. Однако убедительных свидетельств на эту тему просто нет. Чуть больше сведений у нас о Констанции, отце Константина: некоторые авторы – и среди них биограф Константина, христианин Евсевий – сообщают, что он также сочувствовал христианам [18] . Действительно, стоит отметить, что во время изначальной Тетрархии, когда Диоклетиан начал гонения на христиан по всей империи (см. главу 7), Констанций подошел к этой задаче достаточно формально: закрыл несколько церквей, но не арестовывал, не пытал и не казнил христиан. Возможно, он им симпатизировал или даже был христианином сам? Поражает некоторых историков и то, что одна из дочерей Констанция (от последней жены) носила имя Анастасия, греческое слово, означающее «воскресение» – очень подходящее имя для дочери отца-христианина.

18

Евсевий. Жизнь Константина. Главы 13–18, 27.

Однако это маловероятно. Скорее всего, Констанций, как и немного раньше император Аврелиан, был «генотеистом» – человеком, который почитает одного бога превыше прочих, но не отвергает и божественности других. Превыше всех остальных он вполне мог ставить бога солнца, Sol Invictus («Непобедимое Солнце»). Это объяснило бы и то, что вплоть до похода на Рим в 312 году Константин оставался язычником, и позднейшие его рассказы о том, что именно привело его к богу христиан.

О видении (или видениях) Константина, приведших его к обращению, у нас есть три основных источника информации. Первый из них – панегирик, или хвалебная речь, произнесенный неизвестным оратором в 310 году, перед тем как Константин предпринял наконец решительные действия против Максенция. Непосредственным поводом для нее стала военная победа в стычке с Максимианом, отцом Максенция, которого тот убедил вернуться к власти. Речь эта, как все панегирики, переполнена самой беззастенчивой лестью. «Главный герой» в подобных речах всегда изображается величайшим человеком во вселенной, и для доказательства этого оратор обращается к различным его поступкам и переживаниям. Итак, желая дать понять слушателям, что за необыкновенный человек Константин, оратор упомянул (напомним, дело происходило в 310 году), что недавно ему явился в видении бог Аполлон – бог, которого древние часто связывали с солнцем и даже считали непосредственно богом солнца [19] .

19

Перевод этого панегирика, вместе с другими панегириками Константину, см. в книге: С. Е. V. Nixon and Barbara Saylor Rogers, In Praise of Later Roman Emperors: The Panegyrici Latini (Berkeley: University of California Press, 1995).

Оратор рассказывает нам: выиграв битву, Константин решил посетить великолепный храм Аполлона, расположенный, возможно, в горах Вогезы, в Гране (тогдашняя северо-восточная Галлия, нынешняя Франция). Вдруг на пороге храма ему явился Аполлон и протянул несколько лавровых венков: каждый венок символически обозначал тридцать лет жизни, а все вместе они, очевидно, значили, что земной век Константина будет на удивление долог для смертного. Более того, бог ясно указал, что Константин должен править миром. Но и на этом панегирист не останавливается. Кто же такой сам Константин, говорит он, если не человеческий лик самого Аполлона? Ведь и сам он, как солнечный бог, молод, прекрасен и отличается отменным здоровьем.