Триумф великого комбинатора, или Возвращение Остапа Бендера
Шрифт:
– Но ведь все это шито белыми нитками.
– Завтра или послезавтра деньги уже будут на спецсчете Внешторга.
– А причем тут Немешаевск?
– Связующее звено.
– Меня могут уволить.
– Не думаю.
– Ты не оставляешь мне никакого выхода.
– Что ты здесь теряешь? В этой стране кончилась прекрасная эпоха.
– Значит, ты меня обманул: пока я ходила на мнимую встречу c твоим Корейко, ты подпечатал бланк перевода?
– Не мог же я прийти к начальнику отдела переводов и сказать: «Здравствуйте, товарищ! Помогите, пожалуйста, подделать перевод?» – «Для чего?» – «Да, пустяки: мне не хватает для полного счастья десяти миллионов!»
– И ты использовал
– Мне очень хочется показать тебе Париж во всей его красоте! Ты поедешь?
– Ты меня подло подставил.
– Ты права: я не ангел!
– Ты мошенник.
– Да, в честности меня упрекнуть нельзя.
– Ты лгун.
– И в этом ты права.
Тепло улыбаясь, Остап взял ее за плечи, Элен отвела глаза, но не пыталась освободиться.
– Ты поедешь со мной?
Она не сердилась. Посмотрела на него, улыбнулась.
– Чтоб ты меня опять обманул?
– Только не тебя! – патетически произнес Бендер. – Прекрасная гвоздика не должна стоять в безобразном кувшине. Ей нужна ваза из чистейшего хрусталя.
Тут он полностью покорил Элен. Она понимала, что любима, и в своей душе ощущала любовный огонь.
Вечерело. Легкий ветерок играл душистыми волосами Элен. Усталое солнце прощалось c Москвой. Элен беспечно провожала его. Ей было хорошо. В юных глазах сияло счастье.
Глава XXV
ТОВАРИЩ КАНАРЕЕЧКИН
Да, но мы совсем забыли о простом советском нэпмане гражданине Ключникове. Где же этот убедительный прорицатель? В каких краях витает его алчная душа? Может, c ней сталось то же самое, что привелось испытать несчастному герою сновидений подпольного миллионера? Говорят, что Петра Тимофеевича видели в здании исполкома, а затем он мелькал в прокуренных коридорах Дома печати. Рассказывали также, что за ним следят то ли товарищи из ОГПУ, то ли смазливые мордашки из городской милиции. Как бы и что там ни было, Петр Тимофеевич был приговорен Ее высочеством судьбой к тяжким испытаниям. И причин тому было не мало, ибо вечером в немешаевском Доме печати в отделе «Параллели и меридианы», прислонившись к дверному косяку, стоял грозный капитан Ишаченко и c нетерпением ожидал репортера Фицнера. В руке капитан держал свежий номер «Немешаевской правды». Весь вид Альберта Карловича говорил о том, что «плохо придется этому ишаку подорванному, ох, как плохо придется этому оленеводу!»
Но это будет вечером, ибо дальнейшие события показали, что Его величество случай поплевал на страницу, перевернул ее назад и настало утро. И в это утро Немешаевск посетило горе-злосчастье в виде проливного дождя. Тут уже постаралась Ее высочество судьба. Она распорядилась так, что в предвестии этого самого дождя c вечера появились кучевые облака, за ночь разросшиеся и принявшие форму отдельных узких башен. Воздух, и без того свежий, стал озонированным до крайности. Грязь, притоптанная к тротуарам, смывалась, стекая в водостоки. Канавки в садах наполнялись водой. Граждане, озлобленные на местного шофера Дмитрича за то, что тот моет исполкомовский автомобиль на Центральной площади водой из городского водопровода, успокоились, и разве что мило глазели на площадь и автомобиль через мутные оконные стекла. А дождь тем временем набирал силу. Ветер мотался сикось накось. Где-то вдали, за рабоче-крестьянским горизонтом, прогремел, как бы резвяся и играя, тютчевский гром, сверкнула некрасовская молния, хлынул ливень. В лужах забулькало, как в варящейся пшенной каше. Слякоть по тихим немешаевским улочкам была непролазная, она чавкала, булькала, пузырилась под бесчисленными ударами холодных капель, в общем, еще немного – и все к черту затопит. Небо, точно
В истории Немешаевска этот день, впоследствии названный старожилами города днем Великого дождя, занял такое же место, как и день Собачьего холода.
Так вот, этот самый дождь и поливал почем зря трехэтажное, c колоннами и расписным порталом, здание немешаевского исполкома, построенное в 1912 году на месте снесенного мухоморосжигательного завода и, по придурковатому желанию архитектора, украшенное узорной кирпичной кладкой, вследствие чего исполком издали напоминал одну из газгандских мечетей.
Когда же косые и прямые полосы дождя начали сверкать серебром, промокший до последней нитки Петр Тимофеевич Ключников c думой: «Опять придется блином масляным в рот лезти» подвалил к зданию исполкома. В исполкоме было тепло, но пахло сыростью и ватерклозетом. Войдя в приемную председателя, Петр Тимофеевич небрежно поздоровался c секретаршей Зосимой Денисовной, девушкой, c глазами пылкими, которой было всего-навсего 18 лет и 32 зимы, без приглашения вошел в кабинет, шаркнул ногой и сел в кресло возле стола. Назара Ярославовича он застал за весьма интересным занятием: Назар Ярославович подносил в стаканчике воду линялой канарейке. Болшая клетка висела на окне, рядом со шкафом, аккуратно набитым книгами.
– А-а, Петр Тимофеевич?
– Наикрепчайшего вам здоровьица, многоуважаемый Назар Ярославович!
– Не поет птица, не щебечет!
Толстячок Назар Ярославович очень любил птичек, обожал поливать цветочки, увлекался рыбной ловлей и ненавидел дождь. В исполкоме про него говорили так: «Наш председатель такая душка! Наш председатель такая лапочка! Ай да человек, наш председатель!»
– Дождь... что ей петь?!
– Запоет, – успокоил себя председатель и погладил свою бородку, местами съеденную молью.
Канарейку звали Вовкой. Вовка на самом деле был самкой, поэтому петь не умел.
Назар Ярославович протяжно свистнул. Серенькая головка завертелась и наклонилась вниз, после чего птичка пискнула, но петь напрочь отказалась.
– Вы по поводу «Немхересплюс»?.. Все уже готово... Вот документы. В банке счет открыт, номер тот же, что я вам сообщал раньше, нужно только его завизировать.
На председателе была тафтяная желтая манишка, на которой красовался жилет канареечного цвета c полосками из бордового бархата.
– Птички – это так прекрасно! – проворковал Назар Ярославович.
Его золотистые без седины волосы нежно перекликались c жилетом.
– Так и есть, Назар Ярославович, удивительно прекрасно! – подобострастно воскликнул Петр Тимофеевич.
Председатель подошел к окну и забарабанил пальцами по подоконнику.
– А гадюка-дождь так и хлещет, – бормотал он, – так и льет!.. Вот и еще одно дельце организовали. Вот, возьмите.
– Да, и вам хорошо, Назар Ярославович, и я в накладе не останусь.
– А что Москва? Нашли пайщиков?
– Сегодня должен приехать курьер и, думаю, c хорошими весточками.
Глаза Назара Ярославовича, как на беду, были маленькие, канареечные. А то можно было бы сказать: «В его глазах птицей летала радость».
– Это же как здоровски! Это же... В нашем городе будет производиться лучшее в республике вино! Правда?
– И все благодаря вашей старательности, дорогой вы наш Назар Ярославович!.. – и тут же польстил: – Яблочко вы наше наливное, Назар Ярославович! Ждите повышения по партийной линии.