Триумф
Шрифт:
— Не стану. Но задам один вопрос. За рулем был я?
— Этого я не говорил. Скорее всего, на машине приехала женщина, изображенная на фотографии. Во всяком случае, швейцар утверждает именно это.
— Какие тогда вопросы ко мне? — строго спросил Самвел.
— Вопрос первый: кто она? Вопрос второй: кем она вам приходится? Лично я глубоко сомневаюсь, что вы способны вручить ключи от машины абсолютно постороннему человеку.
— Эту женщину зовут Надежда Косарева. Отчества не знаю, года рождения тоже. Родилась и жила
— И вы не спрашивали — по каким?
Самвел пожал плечами:
— Не спрашивал, у меня своих дел невпроворот.
— Что же было дальше? — спросил следователь.
— Дальше ничего не было. Мы выяснили отношения, и она съехала. Надеюсь, что навсегда.
— И где она сейчас?
— Не знаю. Она мне не докладывала.
— А если бы Косарева вдруг объявилась, вы бы мне сообщили?
— Боюсь, что нет. Я с женщинами не воюю.
НикНик посуровел:
— А ведь за это можно и ответить. По закону. Она — клофелинщица. И недавно увела довольно крупную сумму денег. Мы ее все равно поймаем. Номера купюр записаны, а позже, думаю, найдутся и другие пострадавшие. Понимаете, куда я клоню?
Самвел равнодушно развел руками.
— А клоню я к тому, — продолжал следователь, — что когда откроется уголовное дело, ваша симпатичная дорогостоящая машинка будет проходить в нем как одно из орудий преступления. Для начала ее отгонят на штрафплощадку.
А по окончании процесса наверняка передадут в собственность государства.
Самвел равнодушно развел руками.
— К счастью, помочь вам — вполне в моих силах. Так что подумайте, — многозначительно сказал НикНик. — Вот моя визитка.
Самвел молча взял визитку и так же молча вышел.
Люба прибежала в сторожку к Ваське перепуганная.
— Чего мчалась, как заполошная? Сядь, отдышись, — велел Васька.
— Вася, я боюсь, — сообщила Люба.
— Излагай с чувством, с толком, с расстановкой. Кого боишься, почему боишься, с каких пор боишься и с какой целью?
— Я его узнала! — закричала Люба.
— Нет, эти бабы доведут меня до нервного срыва. Кого и где ты узнала?
— Я была в милиции на опознании. Как ты велел. Они высадили ряд мужиков. Все в кепках и все с усами. Как я и рассказывала следователю. А один такой красивый — ну просто Басков Николай, только чернявый! Так бы и поставила его на сервант любоваться.
Васька нахмурился:
— Ты, Любовь, женщина легкого поведения. Тебя на кривую дорожку увлечь — два раза плюнуть. Мужика красивого увидела, и всё! Долг, друзья — все по боку.
— И ничего не по боку! Он сидел среди них. Тот, кто Ритку в подъезде спрашивал… Перед тем как убить. Я как его увидела, так обмерла. Только и думала, чтобы незаметно было.
— Вот курица. Не обмирать надо было, а сдать его немедленно. По всей строгости
— Как сдать, Васенька? Мне же голос был? — заголосила Люба.
— Никак у меня конкурентка объявилась. Баба Ванга местного разлива. И что ж тебе сказал этот твой голос?
— Он сказал, что если я его опознаю, то могу сразу завещание писать. И нож вот сюда приставил.
— Как говорят в Америке: доброе слово — хорошо, а доброе слово и пистолет — гораздо лучше. Интересные, однако, тебя голоса посещают.
— Вася, что мне делать? Все же знают, где я работаю. А может, и где живу… Васенька, убьют меня.
— А ничего другого тут, Люба, не придумаешь, как идти и сдать его ментам, — предложил Васька. — Они, в случае чего, к тебе и охрану приставят.
— Ты, Вася, конечно, мужчина видный и умный, экстрасенс. Но сейчас городишь невесть что. Не могу я его сдать ментам. По очень уважительной причине. Я, конечно, баба-дура. И — курица, как ты говоришь. Да только о готовящемся опознании знали только мы вдвоем.
— Кто это — вы вдвоем? — не понял Васька.
— Я да следователь. А теперь вопрос на засыпку: откуда голос узнал, что я иду его опознавать? Я ему про это сказать не могла, адресочка не знала. Значит, кто у нас остается?
Васька кивнул:
— Двух мнений быть не может. Порожденье сил тьмы — оборотень в погонах. Больше некому.
— И я о том же.
— Люба, что ж делать? Знаем мы убийцу — и кому легче? — спросил Васька.
— Послушай, я вот чего думаю. Ведь он просто зашел и спросил, пришла ли Ритка с работы. А вдруг он невиновный человек?
— Да уж, 22 раза невиновный! А потом этот невиновный к тебе опять зашел без спросу, голосом прикинулся и ножичком пощекотал.
— Вась, а Вась? А может, это двое разных были? — решила Люба.
— А еще обижаешься, что курицей называю. Скажи-ка мне, Любовь, кто были люди, которых ты опознавала.
— Работники «СуперНики».
— Вот те на. Это что ж получается, свои все?
— Да какие они мне свои? Я к компании отношения не имею. Из всей «СуперНики» я знаю только Амалию, которая мне приказы отдавала — в какой день мыть, в какой пылесосить, а когда вообще под ногами не болтаться…
— Люба!
— …кому простыни крахмалить, а кому не надо…
— Любовь!
— …когда поливать фикусы, монстеру и фортунеллу…
— Что ж вы, бабы, за люди? Начинаете об одном, продолжаете о десятом, а закончить вообще не можете — язык что вентилятор. Вам бы языки клеем «Момент» к зубам приклеивать. Говори, кого еще знаешь из офиса.
— Еще Ритку знала.
Васька только рукой махнул.
— Если этот человек из «СуперНики», на фирму сообщать нельзя, он узнает… — задумался Василий.
— И зарежет меня по-настоящему! — заголосила Люба.
— Это — полбеды. В панике он дел покруче наворочает. Может на Ритку снова напасть.