Триумф
Шрифт:
Юрий Владимирович сочинял письмо Доминике. Диана набирала на компьютере текст.
— Дорогая доченька! Мы искренне сожалеем, что тебя столь подло и несправедливо оклеветали. Мы не верим ни единому слову из всей этой мерзкой инсинуации. Знай, что родительский кров…
Тут Юрий Владимирович остановился и замолчал, глядя в потолок.
— Ну-у? — торопила его Диана.
Юрий Владимирович взял с полки «Словарь синонимов»:
— Сейчас-сейчас, погоди, слова не подбираются…
— Пап, да
— Блестяще, Диана! Так и напиши. И подпишись: «Папа, Диана».
— Как скажешь.
— Я рад, что ты изменила отношение к Доминике, — откашлявшись, тихо сказал Юрий Владимирович.
— Пап, мне жаль тебя, мне жаль маму, я переживаю, что у вас не все чики-пики. А Доминика… У меня не было поводов менять к ней отношения. Она мне ничего хорошего не сделала. Но мне жаль ее. Я бы не хотела оказаться на ее месте.
Васька конечно же нашел больницу, в которой лежала Ритка. Он подошел к сестринскому посту такой прилично одетый и причесанный, что любо-дорого посмотреть.
— Здравствуйте, — солидно поздоровался он. — Вы не подскажете, как найти Калашникову Маргариту?
— К ней сейчас нельзя. Больная в тяжелом состоянии, — сообщила медсестра.
— Тем более. Я, между прочим, экстрасенс. Целитель я, — скромно представился Васька.
— Ну я же вам объясняю. Вы понимаете, что такое тяжелое состояние?
Васька, махнув рукой, отошел и спрятался за колонной. Он увидел, как к медсестре подошла нянечка со шваброй, попросила:
— Томочка, ножки подними, я под стулом пройдусь…
— Ага, теть Галь. Как ваши внуки? — спросила медсестра.
— Растут помаленьку. Даром что близнецы — Петька домой приходит весь в синяках, горлопанит и Серегу по башке лупит. А Серега на улицу не ходит, сидит себе дома и книжки листает.
Медсестра вздохнула:
— А я внуков, наверное, никогда не дождусь.
— Это почему?
— К Нинке уже четвертый хахаль приходит, сватается и колечко золотое дарит. Нинка на них и не косится, сидит, кроссворд разгадывает. И каждому говорит: рано мне еще? — объяснила медсестра.
— А сколько Ниночке?
— Этой зимой 35. Пусть, говорит, ходят, я, говорит, насобираю себе из колечек набор-недельку. Чтоб на каждый день было новое колечко. Может, тогда и подумаю о замужестве.
Васька принял информацию к сведению и, когда нянечка ушла, подошел к медсестре.
— Снова Здрасьте, — вежливо сказал он. — Я уже почти до самого рынка дошел, но что-то мне покою не давало. Все думал о вашем энергетическом поле. Какое-то оно у вас дырявое.
— Ты меня не запугивай, я сама — медицина! — предупредила медсестра.
— Нет, вы послушайте. Чувствую — нет в вашей жизни стабильности.
— И что мне делать?
— Ничего. Ждать. Вас спасет замужество вашей дочери.
— О, тогда не скоро дырки залатаются! — безнадежно махнула рукой медсестра.
— Опять двадцать пять! — воскликнул Васька. — Да вижу, что в скором времени…
— Правда? — оживилась медсестра. — А внуки будут?
— Внучки. Даже знаю, как назовут.
— Как? — с надеждой спросила медсестра.
— В обмен на номер палаты Калашниковой, — потребовал Васька.
— Двадцать вторая, — сказала медсестра.
Васька пошел по коридору, приглядываясь к номерам палат.
— Эй! Стоп! Как назовут-то? — крикнула ему вслед медсестра.
Васька обернулся и серьезно сказал:
— Зита и Гита.
Васька осторожно вошел в палату. Увидел Ритку, неподвижно лежащую на кровати, робко подошел, судорожно вздохнул.
— Ритка! Риткуля! — окликнул ее.
Ритка не открывала глаз. Только пикали приборы, к которым она была подключена. Васька тихо заплакал.
— Так рано? Не ждала, — призналась Анна, увидев Викторию Павловну.
— Доминику Никитину обвиняют в убийстве, — без предисловий объявила директриса.
— Погоди, погоди, ты с Самвелом виделась? — спросила Анна о главном. — Куда вы ходили? Вы в Турцию едете?
— Мы очень хорошо поговорили и поняли друг друга.
— А при чем тут Никитина? И кто это такая? — не понимала Анна.
— Аня, ты что, забыла? Это же дочка твоего Юрия, — напомнила Виктория Павловна.
— Точно! Ее обвиняют в убийстве? Кто обвиняет? Кого она убила? — не понимала Анна.
— Мы с тобой телевизор не смотрим. А вся область только об этом и говорит. Ее уже объявили в розыск.
— Я должна его поддержать, — вскочила Анна.
— Аня, ты с ума сошла. А если она действительно убийца? — остановила ее Виктория.
— Тем более! Он ведь не убийца! Ему сейчас необходимо дружеское плечо.
— Ха-ха, дружеское… Он тебе звонил? — спросила Виктория Павловна.
— Нет. И теперь я понимаю почему. Такое несчастье. — Анна пригорюнилась.
— Я в молодости каждый вечер смотрела фильмы по телевизору. И поверь мне, я отлично знаю мужчин. Он не звонит не потому, что у него горе. Когда горе — звонят. Просто ему не очень это нужно. И куда ты пойдешь на ночь глядя? Аня, подумай. Это странная семья, в ней царят криминальные нравы. Не нужно тебе с ними связываться.
Виктория Павловна была уверена в своей правоте.
— А кем оказался твой Самвел? Ангел в обличье директора рынка?
— Правда твоя. Не ангел он. Сам сознался. Но он никого не убивал.