Тривейн
Шрифт:
– Весьма любезно с вашей стороны, но я предпочитаю тон официальный. Вы во всеуслышание обвинили меня в служебном преступлении, соучастии в заговоре, пренебрежении присягой...
– Ничего подобного, генерал! Я не употреблял таких слов, я не мог их употребить. Вы действовали в невероятно сложных условиях. Вы имеете дело с недружественной вам средой избирателей, где жалеют о каждом долларе, перечисленном в ваш бюджет. Вы в ответе за целую армию. И вам приходится примирять, улаживать отношения между двумя этими полюсами. Я знаю,
«По-моему, срабатывает», – подумал Тривейн, и тут же почувствовал слабый привкус дурного предчувствия. Хотя похоже было, что генерал загорается: во взгляде его появилось и доверие и уважение.
– Да. В самом деле некуда примкнуть, понимаете? Но из всех людей только вы...
– Почему я?
– Ну, если вы действительно таковы, как о вас говорят...
– А что говорят?
– Что вы понимаете... Это правда, иначе вы не достигли бы вашего положения. Я хочу сказать, что вы получите полное одобрение и поддержку с нашей стороны. Это нелегко, сами знаете...
– Поддержку чему?
– Пожалуйста, мистер Тривейн... Вы что, испытываете меня? Зачем вам это нужно?
– Видимо, нужно... А может, вы не так уж и добры?
– Не надо. Вы не должны так говорить. Я сделал все...
– Для кого? Для меня?
– Я сделал все, о чем меня просили. Тыл и снабжение пришли в негодность.
– Где?
– Везде! На каждой базе, в каждом порту. На каждой взлетной площадке. Мы покрыли все точки на земле... Только имя... Только имя может...
– Что же это за имя?
– Ваше... Ваше, Господи! Чего вы от меня хотите?
– Кто отдал приказ?
– Что вы имеете в виду?
– Кто приказал вам назвать мое имя? – Тривейн ударил ладонью по столу. Удар получился сильным и неожиданным.
– Я... Я...
– Я спрашиваю, кто?
– Это был человек... человек из...
– Кто?!
– Грин.
– Кто этот Грин?
– Но вы же знаете «Дженис»... Человек из «Дженис индастриз». – Генерал Купер, тяжело дыша, откинулся на спинку кресла.
Но Тривейн еще не закончил расследования. Склонившись над столом, он впился глазами в Купера.
– Когда это было? Это было запланировано? Когда?
– Неделю, дней десять назад. Да кто вы такой...
– Ваш лучший друг! Человек, который сделает для вас все, что только пожелаете! Вы не хотите в это поверить?
– Не знаю, чему и верить. Все вы тянете из меня соки.
– Ничего подобного, генерал. Я только спросил, было ли это запланировано?
– О Господи!
– А что еще предусмотрено, генерал? Вы еще с кем-нибудь связаны?
– Прекратите, Тривейн! Прекратите!
– Сначала ответьте!
– Откуда мне знать? Спросите их...
– Кого?
– Не
– Грина?
– Да, спросите Грина.
– Или Гамильтона?
– Да, конечно.
– Что же они могут?
– Все, вы прекрасно знаете!
– Ну, что? Скажите! Вы, ублюдок!
– Вы не смеете говорить со мной в таком тоне! Не имеете права!
– Говорите!
– Что же, получайте! Профсоюзы. Система управления... Психологические службы по всей стране. Все они у нас в компьютерах. Мы будем действовать сообща.
– Боже мой... А президент знает?
– Не от нас, конечно.
– И никто ничего не отменял за последние пять дней?
– Конечно, нет.
Тривейн медленно опустился в кресло.
– Вы уверены?
– Уверен.
Закрыв лицо руками, Тривейн медленно выдохнул, стараясь прийти в себя. Ему казалось, что он только что вынырнул из какого-то дикого водоворота у подводной пещеры и теперь снова погружается в этот бурлящий водоворот. Почему, почему он вечно попадает в шторм?
– Благодарю вас, генерал, – мягко сказал он. – Думаю, на сегодня достаточно.
– Простите?..
– Хочу еще раз повторить, что глубоко уважаю вас. Если бы не Боннер, я бы этого не понял... Вы слышали о майоре Боннере, генерал? Помнится, мы о нем говорили... А теперь позвольте мне дать вам совет: уходите. Убирайтесь, Купер, и как можно быстрее...
Налитые кровью глаза бригадного генерала Лестера Купера впились в этого «шпака», сидевшего перед ним, закрыв лицо руками.
– Не понимаю...
– Мне стало известно, что в скором времени вы собираетесь подать в отставку. Могу я попросить вас написать рапорт об отставке завтра утром?
Купер хотел что-то сказать, но голос подвел его. Тривейн отнял от лица руки и посмотрел прямо в усталые глаза генерала. Вояка сделал последний, предписанный военными инструкциями вдох, чтобы прийти в себя, но это не помогло.
– Вы не... вы... Я свободен?
– Да. Видит Бог, вы это заслужили.
– Надеюсь. Благодарю вас, господин председатель.
Сэм Викарсон наблюдал, как генерал выходит из кабинета Тривейна. Было уже половина седьмого. Эндрю назначил встречу с Купером на пять часов. Кроме них троих в помещении, занимаемом подкомитетом, никого не было, и Сэм должен был выпроваживать поздних визитеров или сотрудников, если они вдруг возникнут.
Купер бросил на Викарсона невидящий взгляд и задержался на секунду, не спуская глаз с молодого юриста. Сэма поразили эти глаза, лишенные всякого выражения и в то же время недружелюбные. Затем произошло нечто странное – по крайней мере, для Сэма. Генерал вытянулся в струнку, поднял вверх правую руку и приложил ее к виску, как бы салютуя своему визави. Он продолжал стоять так до тех пор, пока Сэм медленно, словно принимая салют, не кивнул головой. Тогда Купер развернулся и стремительно вышел на улицу.