Трижды до восхода солнца
Шрифт:
— Можно Ефимия Константиновна, но она этого не любит.
Димка мне подмигнул и широко улыбнулся. На предложение выпить пива он ответил отказом, и мы пошли катать шары. Я ничего в этом не смыслила, он принялся мне втолковывать, что да как, при этом держался ко мне очень близко, касаясь то моей руки, то плеча, то обхватывал за талию. Может, все это и носило дружеский характер, но я начала томиться. Последнее, что мне придет в голову, заводить роман с Димкой, тем более что до романов со времен последнего замужества я была неохоча. Моя жизнь в настоящий момент укладывалась в простую
— Завязывай ко мне жаться, — не выдержала я, взглянув на Димку с суровостью.
— Завязывай ерзать, — ответил он, стискивая мое плечо.
Может, он считал своим долгом вытащить меня из затяжной депрессии, а может, просто хотел досадить Стасу, поди разберись, но и то и другое одинаково мне не нравилось. Вскоре к нам присоединились его друзья. Я старательно восхищалась мужской ловкостью, а они так же старательно восхищались моей, в основном комплиментарно, потому что выдающимися результатами я похвастать не могла. Когда Димка с одним из приятелей отправился за пивом, толстяк спросил:
— Давно вы с ним?
— Давно мы что? — удивилась я, парень задумался.
— Ну… ты ведь его девушка?
— Вообще-то мы родственники. Он мой пасынок.
— Это как? — растерялся он.
— Я была женой Димкиного отца.
— Серьезно? У его бати губа не дура. Постой, так ведь… — он не договорил, погрузившись в раздумья, на сей раз долгие. Димка никогда не скрывал, что считает меня виновной в убийстве отца, и его приятели об этом, должно быть, знали, теперь бедолага ломал голову над причиной нашей внезапной дружбы.
Воспользовавшись чужой задумчивостью, я устроилась в кресле на почтительном расстоянии от компании. Толстяк вдруг ожил и теперь что-то втолковывал своим приятелям. Те поглядывали в мою сторону с недоумением. Вернувшийся Димка устроился рядом со мной.
— Дружба не сложилась? — весело поинтересовался он.
— По-моему, они идиоты.
— По-моему — тоже. Но ведь нужно с кем-то выпить пива в субботу вечером. Будь проще…
— Не буду. И тянуться ко мне не надо.
— Я платонически.
— Все равно не надо.
— Чего ты заладила? Я помню, что у тебя большая любовь. По-твоему, я тоже идиот?
— Может, и нет, но выглядишь идиотом. Твои друзья думают так же. Зачем, скажи на милость, ты болтаешься по злачным местам с бывшей мачехой?
— Успела наболтать?
— Ты не предупредил, что это страшная тайна.
— Хочешь, поговорим откровенно?
— Не хочу, но тебе ведь наплевать.
— Мне не наплевать, — сказал он серьезно, а я вздохнула. — Было время, когда мне очень хотелось свернуть тебе шею, — заговорил он. — Даже пришлось уговаривать себя не торопиться, так руки чесались.
— А теперь что?
— Теперь? — Димка принялся вертеть стакан с пивом, водил им по столу, точно узоры рисовал. — Теперь не хочется. И дело вовсе не в том, что ты мне жизнь спасла и я по гроб твой должник. Есть люди, которые сами себя за грехи накажут по полной программе. Никакой любитель изощренной мести не придумал
Что ответить на это, я не знала, оттого и сидела истуканом. Было бы неплохо, если б Димка тоже замолчал, но в тот вечер на него напала словоохотливость.
— Главное, держись подальше от Стаса. Ничем хорошим твоя любовь не кончится. Он всегда будет напоминать тебе о том, что ты бы предпочла забыть. Я думаю, парню надоела вся эта чехарда, и он смылся.
— Должно быть, я ему надоела еще больше.
— В отличие от тебя, ему на все грехи начхать. Стас — обычная сволочь, вот и все. И рядышком вам не ужиться. Говорю это для твоего же блага.
— Спасибо, что все так доходчиво мне растолковал, — усмехнулась я. — Может, сменим тему? Моя сестрица нравоучениями достала, а есть еще родители, теперь вот ты…
Димка ухватил мою ладонь и сжал обеими руками.
— Поверь, все будет хорошо.
«Дожила, — думала я с тоской и отчаянием. — Кажется, у меня уже на роже написано: «Срочно нуждаюсь в утешении». Димка прав, надо как-то выкарабкиваться, иначе скоро прохожие на улице начнут подходить с вопросом: «Вам помочь?»
Мы сидели молча, пока Ломакин не поинтересовался:
— О чем задумалась?
— О том, что ты хороший парень. Еще один парадокс.
— Вряд ли с тобой многие согласятся, — засмеялся он. — Но все равно приятно. Идем ужинать?
Мы отправились в ресторан, тут же, по соседству. Сделали заказ, а когда официант отошел, я спросила наудачу:
— Скажи, ты знаком с Багрянским?
— С Федором Осиповичем? — поднял брови Димка. — Конечно. Когда-то они дружили с отцом, и он частенько наведывался к нам в гости. Проворачивали серьезные дела на пару. Потом их пути разошлись. Багрянский хотел быть бизнесменом с безукоризненной репутацией, а батя предпочитал быть тем, кем был. Но они все равно встречались довольно часто, и отец не раз ему помогал. А после батиной смерти Багрянский помог мне, когда отцовские дружки попыталась на меня наехать.
— В чем эта помощь выразилась? — осторожно спросила я.
— В дельных советах. Именно в них я и нуждался. Все остальное у меня и без того было, — добавил он с кривой ухмылкой. — Кстати, этот развлекательный центр принадлежит Багрянскому, но здесь есть и моя доля с официальным оформлением.
— Вот почему ты сюда меня привез, решил сэкономить?
— Только не на тебе, — засмеялся Димка. — Откуда вдруг интерес к Багрянскому?
— У него недавно умерла жена, а его сын учился с Агаткой в одном классе.