Троцкий. «Демон революции»
Шрифт:
Сегодня мы знаем, что в этой абстрактной схеме многое оказалось совершенно эфемерным, умозрительным, нереальным. Пренебрежение «демократической идеологией», форсированный переход от этапа к этапу, наивная убежденность в возможности «полной ликвидации классов» были присущи не только Троцкому. Несмотря на то что большевики, особенно после смерти Ленина, формально предали анафеме теорию перманентной революции Троцкого, в первые годы после Октября они фактически следовали постулатам этой радикальной схемы. Да и не только в первые годы. За время существования Советской власти мы неоднократно оказывали всяческую поддержку тем странам и народам, где «созревают» революционные условия. И в развитие этой идеи такая
Но только ли имя Троцкого дискредитировало эту теорию? Думается, проблема сложнее. С окончанием Гражданской войны большевистские вожди с горечью убедились, что желанная, так ожидаемая мировая революция не свершилась. В этих условиях нужно было определяться со своей, российской. Способна ли она выжить? Можно ли социализм строить в одной стране? Есть ли у него перспективы в национальных рамках? Троцкий на эти вопросы отвечал однозначно отрицательно. «Завершение социалистической революции в национальных рамках немыслимо… она не получает своего завершения до окончательного торжества нового общества на всей нашей планете»{20}. Вот где скрывались главные причины яростных нападок на теорию Троцкого: он не верил, не хотел верить в возможность победы социализма в одной стране! Однако Троцкий, утверждая, что «социалистическая революция начинается на национальной почве, развивается на интернациональной и завершается на мировой»{21}, совсем не отрицал жизнеспособности первой земли социализма, но видел завершение процесса лишь в глобальном масштабе. Автор концепции справедливо восставал против чрезмерной изоляции, отделения демократических задач от задач социалистических («теория Сталина – Бухарина… противопоставляет, наперекор всему опыту русских революций, демократическую революцию социалистической…»{22}). Однако запоздалые пояснения Троцкого, сделанные им после его высылки, уже не могли быть услышаны в Москве, вернее, их не хотели слышать.
Вскоре после смерти Ленина после небольшого затишья в междоусобной борьбе лидеров вновь наступило ее резкое обострение. В это время Троцкий часто болел, подолгу находился на юге, работая над первыми набросками воспоминаний о Ленине. В Кисловодске Троцкий написал свои известные «Уроки Октября» (предисловие к третьему тому собрания сочинений), в которых не только пытался расставить всех лидеров по их «историческим местам», но и доказать, что правильность его взглядов о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую неопровержимо подтверждена самой русской историей.
Этого триумвират в лице Сталина, Зиновьева и Каменева перенести не смог. Собравшись на квартире у последнего 16 октября 1924 года, они разработали детальный план первой массированной атаки на Троцкого. Среди направлений главных ударов фигурировало и такое: разоблачение несостоятельности теории перманентной революции Троцкого. Подав «команду» к атаке, Сталин, Зиновьев и Каменев и сами включились в публичные выступления против одного из «выдающихся вождей». Десятки статей и сборников, митинги и речи партийных руководителей разных рангов преследовали одну цель: политически и теоретически скомпрометировать Троцкого, преуменьшить его реальную роль в революции и Гражданской войне, представить в общественном мнении как несостоятельного идеолога. Троцкий был потрясен. Он тяжело переживал этот массированный натиск, понимая, что его инспирировало высшее партийное руководство во главе со Сталиным. Оставшись в этом руководстве фактически в полном одиночестве, Троцкий пытался объяснить свое молчание нежеланием разжигать костер внутрипартийной борьбы.
«Письмо в редакцию
(В ответ на многочисленные запросы)
У.т.!
Я не отвечаю на некоторые специфические статьи, появившиеся в последнее время в «Правде», руководствуясь соображениями об ограждении интересов партии, как я их понимаю…»{23}
После издания «Уроков», где бы ни появлялся Троцкий, ему прежде всего задавали вопросы о перманентной революции. Неискушенные люди видели в этом непонятном термине что-то таинственно-загадочное или подспудно-антиреволюционное. В мае 1924 года, выступая перед работниками печати, Троцкий, перебирая в руках множество записок, выделил главный вопрос: «Товарищи интересуются, в каком отношении теория перманентной революции стоит к ленинизму?
Мне лично и в голову не приходило вопрос о перманентной революции превращать в актуальный. Ведь идея перманентной революции была формой теоретического предвосхищения будущего развития событий. События, которые этой теорией предвосхищались, произошли: Октябрьская революция совершилась. Сейчас вопрос о перманентной революции имеет теоретико-исторический, а не актуальный интерес». Затем, желая подчеркнуть, что Ленин был его единомышленником, Троцкий продолжает: «Были ли у меня расхождения с тов. Лениным в отношении захвата власти в октябре, в крестьянской политике – в октябре и после октября?» И, помолчав, твердо добавляет:
– Нет, не было…
И далее: «Товарищи, которые «отскочили» от октября, теперь, задним числом, мудрят насчет «ошибок» в теории перманентной революции. Если бы в ней и были ошибки, то во всяком случае эта теория не помешала мне, а помогла пройти через Октябрьскую революцию бок о бок с Лениным. Попытка задним числом создать троцкизм в противоположность ленинизму есть фальсификация, и ничего более»{24}.
Троцкий пытался защититься от многочисленных нападок за свои «перманентные» взгляды, призывая к себе в союзники мертвого Ленина.
Но атаки продолжались. В начале 1925 года Троцкий получил по почте только что вышедшую брошюру «Теория перманентной революции тов. Троцкого»{25}. Предисловие к брошюре принадлежало перу И. Вардина – одного из «официальных» теоретиков ЦК. Троцкий открыл оглавление. Заголовки разделов уже говорили о многом: «Бунт на коленях», «Повесть т. Троцкого о том, как т. Ленин стал… троцкистом», «Поверхностность и легкомысленность в заявлениях т. Троцкого»… Читать дальше не хотелось, но Троцкий, пересилив себя, пролистал брошюру. Вардин уже в предисловии определил тональность всей брошюры, заявив, что эта «теория решительно ничего общего с большевизмом не имеет»{26}.
Троцкий с горечью ставил галочки на полях брошюры в тех местах, которые особенно больно задевали его обостренное самолюбие: «бросая поверхностные, легкомысленные фразы о «перевооружении» и прочей ерунде», «степень ясности во взглядах т. Троцкого всегда была обратно пропорциональна степени необходимости в этой ясности», «он не понимает роли крестьянства», «на словах проповедуя несуразно-левую перманентную революцию, на деле отказывается от обыкновенной буржуазно-демократической революции», «Троцкий не понимал и ленинской теории революции», «перманентная революция – это жест отчаяния и авантюра»{27}…
Как быстро после смерти Ленина изменилось положение Троцкого! Идет всего январь 1925 года, а партийная печать уже пишет о нем как об авантюристе, легкомысленном политике и теоретике, никогда не понимавшем Ленина! Боже мой! Как переменчивы люди! Троцкого фактически ставили перед выбором: или, покаявшись, сдаться аппарату ЦК, или не смириться с поражением и не уступить дорогу новым вождям. Как бы мы ни относились к этому сложному человеку, нельзя не признать: политического мужества ему было не занимать.