Трое и Дана
Шрифт:
Таргитай выступил из-за листа.
– - Слава сынам Велеса!
Передний гигант замедлил шаг. Синие как у Таргитая глаза хмуро пробежали по человеку.
– - Смертный?
Его братья с вялым интересом косились на Таргитая, но обгоняли старшего, не останавливались.
– - Еще какой, -- ответил Таргитай торопливо.
– - Далеко до седьмого неба?
– - Там даже мы не бывали, -- ответил гигант уже с ноткой изумления.
– - Ни боги... никто...
– - А Белобог и Чернобог?
– - Они -- единственные сыны Рода. Они не в счет... Нет, даже они
– - Ящер ныне в подземном мире.
– - Да, но как там оказался? Разгневанный Род швырнул его с такой силой, что Ящер пробил землю на все семь подполов.
Ящера расплющило, он не может ходить, как ходил раньше, только ползает на брюхе!
Таргитай поежился:
– - Сбросит так сбросит. Мир погаснет раньше, чем долечу.
Сын Велеса, ты, как и все велеты, -- могучан, защитник. Скажи, как добраться.
Велет неохотно пожал могучими как горы плечами.
– - Сгинешь, человечек. Третья ветка направо. Там, ежели не остановят тебя вороны, дорога дальше чиста.
Он кивнул и пошел прочь, молот небрежно забросил на плечо. Его, как и могучих братьев, ждала тяжкая работа на земле, о странном существе в непривычном месте уже забыл.
Таргитай крикнул пораженно:
– - Вороны? Да сюда и орлы не залетают!
– - Вороны -- это мудрость, -- донесся затихающий голос могучана.
– - А мудрость залетает выше отваги...
Таргитай заспешил вверх. Сперва дивился странным словам велета, больно непривычно говорит, прямо как волхв, а ведь сила -- уму могила, как говорил Боромир, у кого сила -- ума не надо, если есть такие мышцы, то зачем еще и мозги, но тяжелый подъем путал мысли, в голове было жарко, пот заливал глаза, щипал, и Таргитай перестал думать, пусть волхв думает, у него от думанья силы прибавляется.
Он услышал знакомый запах. В сотне шагов по трещине, что выглядела свежей, бежали муравьи. Проскакивали по одному-два, головы и спины блестели, будто Мрак их любовно чистил подобно своей секире, надолго скрывались в щелях. Сверху спускались с раздутыми брюшками, шатались от усталости, но бежали споро, наверх карабкались едва ли быстрее Таргитая.
– - Кони, -- сказал Таргитай, тяжело дыша.
– - Хоть и мелкие... Зато шестиногие, а лапы с крючками. А что с сяжками, так еще лучше... Держаться можно.
Олег бы ахнул, проползла в голове такая же полуживая, вернее полумертвая, как он сам, мысль. Без волшебства и чар, вот так сесть и сказать: вези! Мол, и для тебя, мураш, мир спасаем. Так что помоги нам, а мы поможем тебе. Я почти родня, тоже пахну кислыми щами: на всякий случай даже потерся о муравьиную тропку, собрал на себя все шарики муравьиной кислоты. Вывозился, как свиненок, -- все, чтобы быть своим.
Муравей и под Таргитаем попер, как кабан через поле, хотя лупил когтями по самой что ни есть отвесной стене. Хорошо быть муравьем, подумал Таргитай грустно. Не выбирает щели, а когти вон зацепляются так, что и втроем повисни
А зачем мне, подумал внезапно, чтоб дорогу уступали? Я сам любому уступлю. Не из страха -- из вежества.
Таргитай отдышался, неуверенно отнял от холки муравья одну руку, вроде бы не свалился, тихонько убрал и другую.
Наклоняться пришлось так близко, что едва не терся носом о блестящую спину. Но удержался, хотя натруженные ноги тут же протестующе заныли -цеплялся только ими.
Мрак, высвободив руки, ухватился бы за секиру, Олег щупал бы и перещупывал обереги или Алатырь-камень, но рука Таргитая сама скользнула за пазуху. Дудочка, горячая и мокрая от пота, с готовностью юркнула в ладонь.
Только на муравье еще не дудел, успел подумать он, а изголодавшиеся пальцы уже поднесли ее ко рту. За последние дни не то что играть, пощупать некогда -- побьют. До конца света семь, а теперь оказывается, вообще три дня, а он на дуде? Когда мир рушится, дудки должны молчать. Но как объяснить умным и сильным, что ежели замолчат дудки, заквакают жабы?
Он играл, почти не заботясь, что усталые ноги потихоньку ослабевают хватку, что муравей несется, как стрела, делает рывки. Сбивался с лада, иной раз дыхание перехватывало так, что вместо мелодии из дудочки вырывался кошачий визг, но упорно и счастливо складывал новую песню. Правда, складывал еще раньше в голове, сейчас же прилаживал, обтесывал, любовно подгонял, как венцы в срубе.
Запах эелени стал таким мощным, что казался Таргитаю зеленым, как нависающее над ним небо. Зеленый отсвет падал даже на спину, муравья. Таргитай сам себе казался зеленым, как лягушка.
Очень редко ныряли в щели, перебирались через гребни. Муравьи спрямили дорогу, их челюсти и когти прорубили в гребнях узкие глубокие ущелья, а поскольку муравьев так высоко взбиралось совсем мало, то Таргитаю часто приходилось поднимать ноги. Проносились, почти задевая боками за стены!
Иногда листья опускались так близко к стволу, что Таргитай видел странные существа, иногда различал грозные лица. Однажды за ним увязалась гигантская бабочка с женским лицом, от нее шел сладкий зовущий запах. Таргитай от удивления отнял от губ трубочку, бабочка захлопала крыльями чаще, ушла в сторону и пропала.
Муравей выбежал на ветку, похожую на широкую проселочную дорогу, бодро понесся, стуча когтями. Впереди зеленели необъятные поля, редкие муравьи доили огромных зеленых чудищ, тыкая в них сяжками. К ним спешил и муравей Таргитая.
Таргитай поспешно соскочил.
– - Мог бы и выше довезти!.. Я ж тебе на дудке играл.
Муравей умчался, словно не слыша. Или в самом деле неслышал. Олег что-то говорил о полной глухоте муравьев.
Назад к стволу заспешил бегом, уши горели от стыда. Олег и Мрак не дали бы себя завезти в сторону. Хотя Мрак уже стоит на пороге подземного мира, если еще не вошел, Олег вообще творит что-то немыслимое, лишь ему опять досталось самое легкм: подойти и спросить! А он и это еще не сделал...