Трое и Дана
Шрифт:
Старший покачал головой.
– - Но ты -- с Мечом.
– - И с дудочкой, -- возразил Таргитай.
– - Это важнее!
– - Важнее...
– - Для меня важнее, -- настаивал Таргитай.
– - Разве не видно, что я вовсе не герой с Мечом?
Стражи переглядывались. Медленно возник приглушенный говор, похожий на скрип рассохшихся деревьев. Старший сказал медленно:
– - Но дальше -- вирий.
– - А мне туда!
– - Никто туда не проходил.
– - Это с Мечом не проходили! С Мечом, понимаешь?
– - И с секирой, --
– - И с палицей... И с луком... И с ножами...
Таргитай сказал поспешно:
– - Я знаю, люди придумали много оружия. Но я только с дудочкой.
Стражи молчали еще дольше. Скрипело все сильнее, вокруг Стражей собралось темное облачко. Старший повторил нерешительно:
– - С дудочкой...
– - Дудочкой, -- прошелестело по всему ряду Стражей.
– - Он идет с дудочкой... дудочкой...
Таргитай смотрел с отчаянием. Время не шло -- летело, как выпущенная могучей рукой Мрака стрела. Вдруг Старший неуловимо быстро отодвинулся.
– - Иди.
Таргитай с подозрением переводил взгляд с одного на другого. Старший повернулся к нему спиной, воздел длинные крючковатые лапы.
– - Незримые!.. Да позволено ему будет подняться выше. С ним идет сила, неведомая нам.
Таргитай шагнул опасливо, руки впервые дергались к рукояти Меча. Мрак бы уже рубился! Проще сразу за рукоять секиры. Лишь бы потом не мучило, а его не мучает: он всего лишь дает сдачи. Почти всегда еще раньше, чем его тронут.
Он прошел, почти коснувшись их массивных тел. Меч не спасет, слишком близко! Да и против этих Стражей его колдовской Меч всего лишь меч. А меч не секира -- не расколешь даже сучковатую колоду.
Внезапно впереди произошло почти неуловимое движение. Темно-зеленая стена, на которую он намеревался карабкаться, раздробилась на четыре гигантские, в три человеческих роста фигуры, казалось, целиком из зубов и когтей. Те неспешно растворились в воздухе.
Незримые, к которым обращался Старший Страж! Их невзяли бы ни Меч, ни вся мощь Жезла: Прадуб сам древнейший из богов, своих детей защитил надежно.
– - Хитрый Олег, -- сказал Таргитай с дрожью в голосе.
– - Знал! Когда львиная шкура не помогает -- одевай лисью. А где и в лисьей не пройти -там бедный зайчик прошмыгнет...
Он карабкался дальше, вздрагивая, как самый бедный из зайчиков. Из стен неслышно выходили серые стражи-гиганты. Не только, оказывается, умели, как Мрак или Олег, менять личины, но и становились вовсе невидимыми, когда хотели. Как жуки или бабочки, которых не обнаружишь на серой коре, пока не наступишь.
– - Уже близко, -- твердил он себе пересохшими губами.
– - Видно же...
Блеск стал таким сильным, что темная зелень превратилась в светло-зеленую, нежную как полупрозрачные крылья кузнечика. Ровный мощный свет озарял вершину, но дальше была пугающая чернота. Без звезд, без туч -- чернота, словно выше была только та пустота, в которой возникло Яйцо.
Ствол был таким тонким, что приходилось вскарабкиваться, обхватывая его
Та висела на ремне, зацепленном за наплыв в коре. Таргитай таращил глаза с таким изумлением, что едва не разжал пальцы. Секира была знакома, чересчур знакома. Длинная прямая рукоять, чуть изогнутая на конце и с утолщением, дабы потные пальцы не соскользнули, камень подобран умело, скол делал мастер, почти и затачивать не пришлось. Дыра в камне для держака высверлена точно, секирище не соскользнет: в торец вбиты тонкие пластинки обсидиана. Для прочности узкий ремешок намертво скрепляет дерево и камень, даже бороздки пропилены в дереве и камне, чтобы держалось крепче.
Точно такое же, подумал он потрясенно, было у него, когда их... когда они покинули родную деревню. Но откуда здесь секира невров? Был здесь кто-то из людей, тогда Страж брешет, как деревянный, или же прохожий охотник повесил на молодой дубок свою секиру, забыл о ней, а дубок все рос да рос...
Но тогда когда это было?
– - Тайна великая, -- прошептал он.
– - Надо сказать Олегу... Тот до всего доискается. Олег поймет и нам скажет...
Он заставил непослушное тело двигаться выше.
Сияние становилось ослепляющим. Все потонуло в блеске, Таргитай различал только гигантского сокола. Оперение было не просто белым или белоснежным -- белизны такой чистоты просто не существовало на свете, который именовался белым.
Это был свет первых мгновений творения, чистейший первозданный свет!
Таргитай смотрел не щурясь. Сияние, в котором все тонуло, не ослепляло. Сокол был как из застывшего света, только немигающие глаза горели багровым огнем. Таргитай с трепетом понял, что Сокол, вот так не мигая, сидит уже тысячи лет.
– - Челом бью, великий Род, -- выговорил Таргитай. Чувствовал, что к богу богов надо бы как-то почтительнее, но все одно, как не обратись, будет недостаточно. Перед ним -- Прародитель, Отец Всего Сущего!
Сокол недвижимо глядел вдаль. Радостный свет выжигал даже намек на тень, но и на фоне слепящего света Сокол был как пылающий факел в ночи. Таргитай сказал громче:
– - Великий Род, твой мир в страшной опасности!!!
Голова Сокола с огромным усилием -- явно не двигался тысячелетиями -повернулась к нему. Пурпурные глаза, где блистал огонь, взглянули устало. Прозвучал слабый надтреснутый голос, голос умирающего старика:
– - Кто ты?
– - Человек, -- ответил Таргитай торопливо, сердце его сжалось.
– Последнее твое творение, мудрый!
Сокол так долго смотрел не двигаясь, что Таргитай почувствовал себя забытым. Что для бога богов сотня-другая лет? А тут и семь, то бишь три дня, срок всей жизни. Наконец тот же слабый голос почти прошептал:
– - Все-таки пришел человек... слабейшее из творений. Почему... не боги?
– - Род, -- сказал Таргитай торопливо, -- помоги! И своему миру. Ты ж все можешь!