Трое из ларца и Змей Калиныч в придачу
Шрифт:
Змей, похоже, даже не расслышал, продолжал крутить карусель. Лучники нерешительно мялись на месте, ожидая команду.
– Стреляй! – крикнул Вася.
– Змея стрелим, – возразил воевода.
– Ничего ему не сделается. У него броня, что у танка.
Темник не понял, о чем речь, но отмашку дал. Тут же в небо устремилось несколько десятков стрел. Несколько разбилось о чешую, прежде чем Горыныч, наконец, сообразил, что к чему. Он мгновенно спикировал, стал кружить у нас над головами, подставляя под выстрелы врага. Десяток стервятников
Горыныч зашел на посадку аккуратно, не зацепив ни одного дерева. Вася тут же подскочил к нему, на ходу выговаривая за разгильдяйство. Змей только отмахнулся, переворачивая на ходу одну поверженную тушку за другой, пока не нашел искомое.
– Зря ругаешься, Василий, – протянул он добычу. – Гляди, какого сокола сбить удалось!
Паляныця осмотрел мертвую птицу, снял с лапы записку, развернул.
– Кто-то может прочесть? – обратился сержант к воям.
Воевода принял пергамент, пробежал его глазами, усмехнулся:
– Ай да змей, вот удружил!
– Можно поконкретнее? – спросил Заика, придвигаясь вплотную.
– Татарово послание. Кадан и Бури, тумэнбаши Батыевы, пишут, дабы ожидаша их поутру, недалече уже. И ведут оне с собой десять тумэнов, и машины осадны, и стенобитны. Аще бают, будто обоз ведут.
– Не понял?
Мне, если честно, тоже было не все ясно.
– Насколько я разобрался, завтра подойдут к Батыю подкрепления в составе ста тысяч активных штыков, осадные и стенобитные машины, обоз, – объяснил Паляныця. – Ведут все это войско два темника, то есть генерала, Кадан и Бури.
– Тумэн – это десять тысяч? – уточнил я.
– Ну да. Похоже, план нужно корректировать. Идем, воевода, думу думать будем.
– Ну, колись, Калиныч, как гонца распознал? – Заика хлопнул его по лапе.
– Так ведь стервятники не нашинские, – змей, несколько разочарованный такой скромной оценкой Паляныци, ответил охотно, благо вои с интересом обступили нас. – Степные птахи, с ордой прилетели в поисках поживы.
– Это же сколько километров они так отмахали! – удивился я.
– Да уж немало. Мы, как взлетел, увидел, что стервятники меж собой драку затеяли, одного скопом лупят.
– Знакомая картина, – я поневоле потянулся к раненой ноге, которая, кстати, уже почти не болела.
– Негоже всем на одного. Ну, вступился, а как узрел, что за птах это – тут и добил его, наземь кинул. А дальше завертелось. Благо вои вовремя заметили да прикрыли стрелами.
– Молодец, Калиныч. Мы уж думали, ты по головотяпству махач затеял, а оно вон как вышло.
Тем временем черниговцы мертвых птиц подобрали, принялись общипывать.
– Они это есть будут? – не поверил своим глазам Заика. – Мерзость какая.
– Мясо, конечно, жестковатое, но на безрыбье, как говорится, не до жиру, – объяснил
– Нужно поспать хоть чуток, – предложил я. – Ночка, чувствую, будет еще та.
Мы вернулись в шалаш, легли на еловые ветки, которыми был устелен пол, прижались друг к другу. Особой прохлады я не чувствовал, но лучше перестраховаться.
Заснул я не сразу. Слышал, как о чем-то спорят Заика с Горынычем, а потом потихоньку вырубился.
Проснулся от того, что кто-то дергал меня за плечо. В шалаше было довольно темно.
– Просыпайся, не то все самое интересное проспишь, – посоветовал Паляныця. – Скоро выступаем.
На свежем воздухе мерцал свет не то костров, не то факелов. Заики рядом не было, уже подался куда-то. Я выполз наружу, осмотрелся. Свет десятков факелов разрезал темень ночи. Вои готовили лошадей к бою, проверяли снаряжение, комплектовали колчаны. Рядом с шалашом, у костра, сидели вои, правили клинки. Я подсел, с интересом следил за ними. Один из них несколько раз взглянул на меня, потом спросил:
– Почто меч не точишь? Аль вострый?
Я только пожал плечами. Мечом, кроме как возле харчевни да здесь, в лесу, пользоваться не пришлось, а потому больше оружие из ножен не вынималось.
– Дай узреть? – вой протянул свою руку.
После некоторых колебаний я все же отдал клинок. Вой взял клинок, внимательно осмотрел его, подтянул к себе толстую ветку, которую притащили сюда в качестве топлива, резко взмахнул мечом. Кусок древесины с треском отвалился.
– Попробуй ты, – он вернул мне оружие.
Ну рубанул, ну отрубил. Что дальше?
– Мой испытай, – вой передал мне свой клинок.
Взмахнул. Промахнулся, что ли? Ветка как лежала целиком, так и продолжала лежать. Что за фигня?
– Видал? – вой слегка ткнул ветку ногой, она распалась на две половины. Остальные вои одобрительно загудели. – То-то же. Ежели твой меч в порядок привесть, он лепше мого будет.
– Как? – тут же спросил я.
– Оселком, – вой показал камень, которым сглаживал щербины и неровности клинка. – Ежели не сгладить опосля боя – сломаешь при первом выпаде. Твой меч – хорош, славный клинок, давно таких не видывал, токмо ухода да ласки требует, как женка молодая. Доставай оселок, разом править будем.
Я замялся. Вой посмотрел на меня внимательно, полез в свою котомку, которая лежала у его ног, покопался, достал еще один камень:
– Чай, утерял свой, да то не беда. Бери в дар.
– Спасибо, – я принял подарок, начал неумело сглаживать лезвие.
Вои посмотрели на меня с усмешкой, неодобрительно покачали головой.
– Что же ты за вой, коли такой малости не умеешь? – вздохнул мой новый знакомец. – Аль ратному делу не обучен, а латы в поле надыбал?
Его товарищи засмеялись. За такую насмешку можно было бы и обидеться, только смеялись парни как-то незлобиво. Правы они, как ни крути: коль вышел на бой, то и будь готов весь.