Трое из океана
Шрифт:
Горюнов спал, как всегда, на спине, дыша ровно и беззвучно. Он никогда не храпел, засыпал мгновенно, но не крепко. И на этот раз он пошевелился под взглядом жены, словно собираясь проснуться, но не открыл глаз, а отчетливо и быстро проговорил:
— Хэллоу! Уот лэборэтриз даз дэ колидж пазэс? [1]
Лида застыла на месте, пораженная внезапными звуками чужого языка. Не сразу сознание выделило из длинной непонятной фразы слово «хэллоу». Еще через секунду всплыло: «лэборэтриз», сходное с русским «лаборатория».
1
Здравствуйте!
Затаив дыхание, молодая женщина склонилась над кроватью, испуганно всматриваясь в красивое лицо мужа.
— Саша!
Горюнов проснулся, едва Лида коснулась его плеча, сел, свежий, без признаков сна, словно это не он только что спал.
— Ты чего бродишь, Лидусь?
— Саша, ты сейчас что-то сказал во сне по-английски!
У Горюнова тревожно блеснули глаза.
— По-английски? Шутишь, Лида! Просто я забормотал что-нибудь во сне, как индюк! И почему по-английски, а не по-японски? Ты же не знаешь английского языка.
— Не знаю, но в школе-то учила! «Гуд моонинг» — доброе утро, «гуд бай» — до свидания, «плииз» — пожалуйста, «хэллоу» — здравствуйте. А ты совершенно ясно сказал «хэллоу»! И еще что-то вроде «лаборатория».
— Нет, серьезно?
— Клянусь! Не шучу же я с тобой среди ночи.
Горюнов неожиданно расхохотался. Хохотал долго заливисто.
— Ну и умора, Лидусь! Нет, надо же так заучиться!
— Заучиться?
— Конечно. Не понимаешь? Я тебе не говорил, хотел сюрпризом… Я уже месяц, как учу английский язык. Учебник в машине, под сиденьем. Как где встал на погрузку, сейчас его в руки и зубрю: «биг, уайт, блэк…» Я уже до пятидесяти счет знаю. Не веришь? Сяушай: уан, туу… — старательно начал Горюнов.
— Ф-фу-у, как ты меня напугал! Я не знала, что и подумать: лежит мой муж, Сашка, и вдруг бормочет по-английски!
— Нельзя мне, видно, так усердно зубрить, — с раскаянием сказал Горюнов. — Бредить начал во сне. Но, знаешь, мне стыдно перед тобой. Я ведь дал тебе слово учиться! Вот перейду к вам на работу, поступлю в вечернюю школу. А пока хоть язык подучу.
Горюнов ласково потрепал волосы Лиды, поцеловал ее.
Ласка мужа окончательно развеяла тревогу молодой женщины.
Если бы Лида могла читать его мысли!
Целуя жену, Александр Горюнов, он же Николай Иванович, он же Майкл Дрю, с холодным бешенством ругал себя последними словами.
Рейс в Обручев
Грузовик легко бежал по хорошо накатанному снежному пути. Поглядывая на дорогу, Дрю одновременно смотрел на столбы с надписью «Запретная зона» и колючей проволокой между ними. Он знал, что они охватывают огромную территорию, конец которой теряется где-то в болотах за сотню километров, если не больше, к востоку от сопок, прятавших Сосногорск. Так говорили жители города. Внутри этой территории и располагался ракетодром со всеми его службами и институтом. Стартовая площадка заодно с институтом опоясывалась по всему периметру иным, капитальным ограждением. Первая ограда — из густой колючей проволоки на деревянных кольях. За ней широкая полоса девственного снега, не запятнанного ничем, кроме птичьих следов. Вторая высокая ограда
Подъезжая к Обручеву, Дрю взглянул на часы и прибавил газу.
Вдоволь поколесив по окраинным улочкам города, несколько раз останавливая свой грузовик за углом, чтобы удостовериться, не преследует ли его какая-нибудь машина, Дрю выехал к железнодорожным пакгаузам. Здесь мотор начал чихать, а вскоре и совсем заглох. Чертыхаясь, шофер вылез из кабины, открыл капот.
Две минуты спустя около неисправного грузовика собралась стайка любопытных малышей. Присоединился к ним и чернобородый человек в телогрейке, серых валенках, потертой ушанке, вывернувшийся невесть откуда.
— Что, шофер, искра в баллон ушла?
— Да вот, заглох среди дороги, — отозвался Дрю, мельком взглянув на бородача. — А вы что тут собрались? Марш отсюда, пока я вам ноги не перебил.
Ребятишки прыснули врассыпную от сердитого шофера.
— Давай подсоблю. За ручку крутнуть?
— Крутни полегоньку.
Возясь под капотом и одновременно зорко поглядывая вокруг, Дрю обменивался с чернобородым короткими фразами.
— Живешь у Красавки?
— У нее.
— Как с работой?
— Поступил сцепщиком на станцию.
— Хорошо. А она?
— Табельщицей в паровозное депо.
— Отлично. За сосногорскими составами может проследить?
— Вполне.
— С чем они идут?
— С дибораном.
— При неудаче с пропуском используем третий вариант. Подготовь резак.
— Понятно. Сейчас задание будет?
— Да. Пусть Красавка сегодня же возьмет двухдневный отпуск. По семейным обстоятельствам, к врачу, на свадьбу подруги, куда угодно. В Сосногорске она должна встретиться с известным ей конструктором Павлищевым и любым способом завладеть его пропуском в четвертый отдел. Павлищев должен быть уверен, что потерял пропуск. Не пугать, внушить ему мысль, что самое лучшее пока — сказаться больным, отлежаться дома, заявлять сразу о потере пропуска.
— Ясно. Что еще, шеф?
— Немедленно по возвращении Красавки с пропуском бери его и выезжай с ним в Сосногорск, ко мне.
— Явка?
— Позади гаража спирто-водочного завода у трансформаторного киоска в семь вечера.
— Будет исполнено.
— Рация получена?
— Да. И деньги.
— Связь с центром?
— Установлена. На ходу поезда.
— О Михайле сообщено?
— В первой же передаче.
— Я доволен тобой, Аро!
— Благодарю, шеф. Можно идти?
Аро пошел своей дорогой. Капот с грохотом опустился. Мотор заработал. Грузовик захрустел шинами по снегу, покатился мимо пакгаузов.
Пройдя несколько кварталов, Аро вышел к железнодорожному вокзалу. Скромному сцепщику предстояло вскоре приступать к работе.
А поздно вечером в маленьком уединенном домишке Аро наблюдал за сборами крымской приятельницы Павлищева, срочно выезжавшей в Сосногорск к своему дружку.
Еще учась в десятом классе, Маруся Жохова пошла по стопам матери, опытной московской спекулянтки. Выполняя ее поручения, девочка торговала по воскресеньям на Коптевском рынке из-под полы отрезами дефицитного габардина, тюлем, лакированными туфлями.