Трое отважных, или Жизнь и необычайные приключения "мушкетеров"

Сидельников Олег Васильевич

Это была прекрасная мысль. Егор Иванович одобрительно закивал головой, отчего его бородка как бы ожила, зашевелилась. Геночка бросился обнимать завуча, затем подлетел к заведующему, тоже обнял. Он бы и поцеловал его, да только Егор Иванович вежливо отстранился.

— Ладно, ладно, Геночка, без телячьих нежностей.

Учителя лруг друга величали по имени и отчеству. Это и понятно. А вот физкультурника звали Геночкой. Ибо был он очень молод, за двадцать ему еще не перевалило, был шустр, энергичен, по-мальчишечьи резв. Окончил он физкультурный техникум. Ученики,

правда, обращались к нему по всем правилам: «Геннадий Федорович», но заглазно тоже звали Геночкой, и это стало его прозвищем — милым и симпатичным. Учителя втайне завидовали юному Иголкину, ибо у всех у них тоже были прозвища, но не такие симпатичные. Даже канаевское «Пардон» таило в себе чуточку иронии. А были и прозвища не очень приятные, и даже, прямо скажем, обидные. Например, «Вздыхайло» — так нарекли ученики учителя истории за то, что он имел привычку тяжко вздыхать, прежде чем вымолвит какую-либо дату...

Геночка все же изловчился, чмокнул Егора Ивановича и стремглав выскочил из боярской трапезной. Вновь ударил в колокол, «позаимствованный» у станции Лесная, сторож Пахомыч. Начинались уроки.

После занятий Егор Иванович державно принимал новичков. Они вошли настороженные, тихие, застенчивые даже.

— Ну-с..— начал заведующий, перебирая па столе бумаги,— как в новой школе? Не обижает ли кто?

Новички переглянулись.

— Ну вот ты... Пардон, как тебя?..

Светловолосый парнишка с быстрыми серыми глазами учтиво ответил:

— Гуго Орсипи... Кто же нас обидит?

— А ты?

— Лео Клеменс. Все нормально.

— Может тебя, пардон, кто обижает?

Черноволосый, смуглый, с раскосыми черными и блестящими глазами здоровяк, улыбнулся.

— Эркип Гулям-Хайдар. Меня вообще никогда не обижали. Егор Иванович пожевал губами, встал, прошелся по кабинету.

— Школа, значит, приняла вас хорошо. Так-с... А как, пардон, насчет Спирьки Закидона?.. Пе тиранит?

— Спирька? Мы его и в глаза пе видывали.

— Это хорошо-с. Очень хорошо-с. Предупреждаю: трудный субъект. Если откровенно, неисправимый субъект Спирька. С кастетом ходит. Имели место случаи избиения Закидоном... То бишь, я хотел сказать,— Спиридоном Ленским. Короче говоря, вы, ребята, не связывайтесь с ним.

Новички переглянулись недоуменно. Тот, что звался Гуго Орсини, желтоволосый, плечистый парнишка с усмешистыми в искорках глазами, глянул на приятелей и вдруг хихикнул. Красивый парень с копной отливающих бронзой волос — Лео Клеменс — удивленно

пожал плечами. Лишь третий новичок, восточного вида, стоял с невозмутимым видом.

— Ничего Смешного...— начал было Егор Иванович.

— Зачем же вы тогда Закидона в школе держите?— вдруг спросил Гуго.

— Как зачем?— смешался заведующий. Ему самому эта мысль довольно часто приходила в голову.— Должен же кто-то его перевоспитать?

— Ну, и как успехи?— это уже спросил восточный новичок. Егору Ивановичу стало не по себе. Самостоятельная публика!

А ну как и они начнут куролесить? Начнут? Уже начали! Этот переход по тросу!..— Мороз по коже пробежал у заведующего при воспоминании о жутком переходе. И как бы угадав ход мыслей главы школы, Лео успокоил:

—

За глупое трюкачество извините нас, пожалуйста, Егор Иванович. Уж очень ребята просили... Какие вы циркачи, если ничего не можете? Сезон-то только завтра открывается в цирке. Что мы умеем, ребята пока не видели. Самолюбие у нас закипело.

— Какое, пардон, трюкачество?— Егор Иванович прикинулся, будто ничего не знает.

Гуго откровенно посмеивался. Затем сказал:

— В общем, извините нас, ладно? Мы ведь, три друга, редко встречаемся. Работаем в аттракционах... А дружим крепко. Как герои романа «Три мушкетера».

— Аттракционах?..

Егор Иванович чувствовал себя довольно неловко. Ему стыдно было признаться, что никогда он не был в цирке. Посетил однажды в молодости балаган на Нижегородской ярмарке: поглядел на «чудо природы» — «Бородатую женщину» и «Женщину-паука». Борода была настоящая, и это не удивительно, ибо женщину изображал мужик, старавшийся говорить писклявым голосом. «Паук» же представлял собою обыкновенную женщину, довольно непривлекательного вида, сидевшую во чреве огромного матерчатого паука. Затем два размалеванных клоуна, бессмысленно кривляясь, спели куплеты про отставного солдата, уморившего купчину и женившегося на его богатой вдове. Выступал еще «Человек без костей». Он закладывал себе ноги за уши и при этом подпрыгивал на руках, отчего юного и впечатлительного Егора стало мутить.

Вот и все познания заведующего в цирковом искусстве. Французское слово «аттраксьон» он, разумеется, знал, поскольку свободно владел французским еще с гимназических и университетских времен. Но последнее время оно ассоциировалось почему-то с аттракционами городского парка — «Чертово колесо» и «Комната смёха».

— Ну... «гвоздевые номера»,— терпеливо пояснил Гуго.— Обычно в каждой цирковой программе по одному аттракциону — главному номеру. Потому мы и встречаемся редко. Обычно приедешь в город, а Лешка или Эрка уже заканчивают гастроли. Недельку всего и повидаешься. И опять на полгода, а то и на год расстаемся. А вот дружим.

— А когда вырастем,— подал голос до того молчавший Эркин,— сделаем общий номер, всем аттракционам аттракцион. Мирового класса!

Необычный разговор этот происходил в кабинете заведующего, в той самой светелке, сооруженной купчиной Собакнным для своей дочери Прасковьи. А за резными дверьми ее притаился настырный физрук Геночка, ожидая, когда, наконец, «мушкетеры» выйдут, чтобы перехватить их и завербовать в свою спортивную команду. Беседа в светелке, однако, затягивалась. В чем дело? Непохоже это на Егора Ивановича. Обычно беседы с учениками у него короткие.

Причина для разговора долгого была, однако, основательная. Заведующий, во-первых, поинтересовался, почему у новичков такие необычные имена и фамилии. Ежели они иностранцы, то, пардон, необходимо специальное разрешение, чтобы посещать советскую школу. С другой же стороны, все трое, как видно из документов, с третьего класса учатся в наших школах...

— Почему именно с третьего класса?— поинтересовался заведующий.

— В первом и втором не пришлось учиться,— спокойно пояснил Гуго.— Мы с родителями за границей были.